Внутренний мир травмы. Архетипические защиты личностного духа

Итак, на сцене появляется Принц и, подобно желанию жены в начале сказки, у него разгорается страсть к той, чьи песни он слышит. Прекрасный голос Рапунцель «глубоко трогает его сердце», и каждый раз, когда он приезжает в лес, его притягивает к заколдованной башне. Здесь опять мы встречаем мир внешней реальности и его представителя, нуждающегося в подпитке, которая может поступить только из внутреннего мира с его архетипическими энергиями. То, на что мы уповаем, и то, к чему, кажется, эта история подготавливает нас, проводя через перипетии сюжета, есть взаимоотношение между этими двумя мирами – но не поглощение одного другим, что до сих пор происходило с бедной Рапунцель.

Мы отмечаем также, что Принц выступает здесь как Трикстер в его позитивном аспекте. Он не знает, как взобраться на башню, так что он дожидается Фрау Готель и подсматривает за церемонией «ритуала вхождения» («Рапунцель, Рапунцель, опусти вниз свои волосы»). После этого он произносит это заклинание для того, чтобы проникнуть в башню незваным гостем. Это является хорошей иллюстрацией того, как энергия Трикстера, меняющего свое обличие, преодолевает границы внутри психе, которые так и оставались бы закрытыми, исполняя защитные функции, и привносит творческое coniunctio, прежде чем Рапунцель осознает, что же произошло. Принц является также плутующим Трикстером, так как он проникает в башню к Рапунцель без ведома колдуньи. В сказках и мифах часто звучит мотив чего-то нового, хрупкого, готового появиться на свет и «правящих сил», которые защищаются от этого. Например, сразу после рождения Христа, царь Ирод издает указ, в котором повелевает убить всех младенцев младше двух лет. Только хитрость и бегство в Египет спасли новорожденного Иисуса. Так же и в нашей сказке, первая встреча с хрупкой Рапунцель происходит на территории волшебницы, где молодая девушка находится под властью колдовских «чар».

Волосы Рапунцель выступают в качестве средства для входа и выхода из башни и для Принца, и для волшебницы. Если принять, что волосы Рапунцель символически изображают ее невинность и ее бессознательное, подобно неискушенному уму, наполненному фантазиями, то далее мы можем предположить, что на данном этапе беспримесная фантазия представляет собой единственную связь с реальностью. В конечном счете косы Рапунцель должны быть заменены более реалистичными средствами. Рапунцель говорит: «Я совсем не знаю, как спуститься вниз» – и просит Принца приносить ей мотки шелковой нити для того, чтобы она смогла сделать лестницу, по которой она и Принц смогли бы выбраться из башни без помощи ее волос. Нечто подобное происходит и в начале терапии пациентов типа Рапунцель, когда прежде необходимо решить задачу формирования раппорта в фантазии («зеркальный» или «близнецовый» перенос Кохута), а реальность привносится некоторое время спустя (соответствующий фазе «отказ от иллюзий» Кохута). Забегая несколько вперед по сюжету нашей сказки, мы можем сказать, что этот медленный постепенный процесс, аналогичный терапевтическим сессиям, повторяющимся неделя за неделей, обрывается кризисом, в котором волосы, служащие фантазийной лестницей, отрезаются одним махом. Однако прежде чем разразится этот кризис, доминирует элемент фантазии, который обеспечивает основную связь между миром внутри и снаружи башни. Бок о бок с этим «магическим» уровнем начинает сплетаться более реалистическая связь по мере того, как Принц приносит пряжу, моток за мотком. Новая реалистичная связь выстраивается благодаря ночным визитам Принца.

Терапевтическое применение