Внутри

Итак, я убеждаю себя, что вторженец не будет измываться над моей Сэнди двадцать четыре часа, семь дней в неделю. И проверить это можно – но для этого мне придется проникнуть в голову Сэнди. Да, я уже пытался в нее попасть, несмотря на желание хранить мысли Сэнди в неприкосновенности… но о какой неприкосновенности может идти речь, когда вторженец заставляет мою жену любить того, кто стоил мне жизни? Уж лучше я буду в голове моей девочки, чем кто-то другой.

Пока я трачу свою энергию на все эти мысли, Роллс Ройлс Папочки подъезжает к двухэтажному дому неподалеку от холмов Твин Пикс. Водитель открывает дверь, Папочка выкарабкивается – самое лучшее слово для описания его действия – из автомобиля и медленно бредет к входной двери, что-то кряхтя себе под нос. Пребывая все это время в голове Папочки, я даже радуюсь тому, что умер молодым. Чувствуя боль в суставах, тяжело дыша, не чувствуя ниже пояса никаких волн, я понимаю, что быть стариком отвратительно. По крайней мере таким стариком, каким является Папочка.

В дверях появляется амбал. Но не стереотипный амбал с бритой головой, нет – амбал с синими дредами. Красный костюм гонщика на рослом теле, очки с узкой оправой на кривой переносице. Мозгами Папочки я понимаю, что это и есть Торментус. Идиотское имя и идиотский внешний вид, думаю я, хотя Папочка думает совсем наоборот.

– Здравствуй, Генри! – радостно говорит Торментус и обнимает Папочку. – Проходи, мне привезли сигары.

Папочка заходит в дом. Он здесь не в первый раз – обклеенные черно-белыми фотографиями различных гонщиков стены и покоящиеся на лакированных столах разноцветные гоночные шлемы вызывают у Папочки привычную для него эмоцию, которую я трактую как зависть. Хотя почему ты завидуешь, спрашиваю я у Папочки, понятное дело, не ожидая от него ответа. Продай свои виноградники и играй себе в машинки…

– Генри, у нас проблемы, – говорит Торментус и обрезает две сигары. Одну из них протягивает Папочке. Тот знает, что не сможет получить удовольствие от сигары, пока не выяснит, что Торментусу нужно. Папочка отказывается.

– Ну, как знаешь, – говорит Торментус и начинает курить. Расслабленно откидывается на диване, вытягивает ноги и что-то напевает. Папочка, понятное дело, раздражается, и что-то кряхтит про проблемы, которые упоминал Торментус.

– Не так сразу, Генри, – говорит Торментус сквозь облако дыма. Папочка, понятное дело, раздражается еще сильнее, но он не в том положении, чтобы кряхтеть об этом вслух.

В голове Папочки возникают предположения о том, что могло вызвать эти проблемы, и одним из первых предположений является… работорговля.

Голову Папочки коробит воспоминание об увольнении всех девушек с виноградников. Он действительно думает об этом процессе, как об увольнении, хотя я проглядываю под этим самообманом… продажу всех девушек на торговые суда в качестве сексуальных рабынь для их дальнейшей транспортировки через Тихий океан в Таиланд или Индию. Если бы покойники могли блевать, меня бы вырвало прямо на жуткие мысли Папочки. Мне в это не верится, но мой дражайший тесть – не просто неприятный старик, он – пособник работорговцев, и один из этих работорговцев прямо сейчас курит перед ним сигару.

– Вдруг у тебя появятся более важные планы…

– Посмотреть картотеки со всеми проданными в рабство людьми за последние пять лет

Мои собственные воспоминания возводят мой шок в квадрат. Теперь мне просто страшно.

– Потому что ты ни в чем не виноват.

В моей голове эти слова Клэр смешиваются с предыдущими, и странное понимание окутывает мою призрачную сущность с головы до ног.

Во всем виноват Папочка! Папочка продает девушек в рабство! И отмывает деньги работорговцев через ювелирный магазин! Отмывает их руками Клэр! Теперь ясно, почему Папочка любит Клэр больше, чем Сэнди.

Неизвестный вторженец просто мстит Папочке и всем, кто, по его мнению, имеет к работорговле отношение.

Но зачем он куражится над моей Сэнди? Зачем заставляет ее любить Ривьеру? Он же понял, что я ни в чем не виноват, почему же он никак не поймет, что Сэнди тоже здесь ни при чем?

– В одних телах я играю одну роль, в других – другую, – говорила мне Клэр незадолго до моей смерти.

Убеждение, что неизвестный вторженец – мститель с праведным гневом в груди, исчезает. Неизвестный вторженец, он же внетелесный придурок – просто психопат и извращенец. У меня такое к нему отношение, более для меня привычное, и с этим отношением я найду его и заставлю…

– У нас проблемы, Генри, – вновь говорит Торментус, и я заставляю себя переключить внимание с собственных открытий на скрытое медленно рассеивающимся дымом лицо Торментуса.

Желудком Папочки я ощущаю странный импульс – какая-та смесь облегчения и напряжения.

– У меня есть связи с колумбийскими моряками, – продолжает Торментус. – Они же будут осуществлять нашу следующую перевозку, понимаешь, о чем я?