Внутри ауры

Она подняла глаза, но он продолжал смотреть, поражая искренностью и непосредственностью.

— Правда влюбился что ли?

— Не знаю. Наверное. Просто хорошо с тобой. Как дома.

Она тоже решила не отрывать взгляда.

— Как всегда говоришь правду?

— Да.

Молчание и новый поток ветра за стеной, приводящий в движение траву.

— Но один раз я соврал.

— Когда?

Кирилл ещё раз затянулся. Скрытая тайна его на сейчас не тревожила.

— Я попал сюда не из-за передоза.

Маша молча продолжала слушать.

— Я убил своего отца. И хотел убить себя.

— Как?

— Оставил открытым газ. Отец спал в стельку пьяный, так и помер. Меня откачали.

Глаза парня машинально обратились к лунному изображению на небе. Ему хотелось знать — почему об этом сейчас так легко говорить.

— По решению суда меня доставили сюда с диагнозом маниакально-депрессивный психоз.

— А твоя мама?

— Погибла ещё раньше. Несчастный случай…

Маша не задавала больше вопросов. Она словно моментально всё поняла. Она протянула руку и коснулась локтя Кирилла, надеясь, что этот жест всё ещё может помочь.

— Я тебе тоже соврала, — глаза показались стеклянными, — у меня не лежит здесь мама. Здесь я — пациентка.

— С чем?

— Эпилепсия.

Кирилл понял, что и настоящую боль он уже давно не ощущал.

— Кажется, это наследственное. У папы диагностировали два года назад раковую опухоль головного мозга. На фоне этих событий мама сошла с ума. Отец умер, а мама ушла в глубокое помешательство и тоже вскоре скончалась. Центр терморегуляции был нарушен, её мозг сварился.

Маша говорила словно в поддержку, но Кирилл в этот момент больше всего сострадал ей.

— Так что у меня тоже никого не осталось.

Ни он, ни она не могли поверить в столь невероятное и ужасное совпадение. Они молчали, но лишь потому, что без слов понимали друг друга.

— Неужели у жизни настолько плохое чувство юмора, — уткнулся глазами в пол Кирилл.

— Зато у судьбы оказывается хорошее, — дополнила Маша.

Птицы запели громче и звёзд за окном стало больше.

— И как ты с этим справляешься? — спросил он.

— Никак. Я свыклась с мыслью, что то, что происходит, просто происходит. Без особого значения, смысла. Покончить с собой мне не дают заложенные родительские установки, а жить нормальной жизнью не позволит моё заболевание. А ты?

— Тоже никак. Я ведь сюда пожаловал с неудачной попыткой суицида.

Она с нарастающим интересом рассматривала собеседника.

— Ты не похож на суицидника, который бежит от жизни. Это ведь правда?

— Нет. Это чувство вины.

— За отца?

— За мать.

Они достали по ещё одной сигарете.

— Когда умер папа, я наглоталась его таблеток и слушала группу Crystal Castles. Даже не плакала, — призналась Маша.

Кирилл усмехнулся.

— Я с ними в наушниках засыпал, когда дома оставил все газовые конфорки открытыми.

— Серьёзно?

— Да. Кажется, их треки могут передать самые сильные человеческие чувства.

— Безысходность, — помогла Маша, — она может подарить и свободное от всего счастье, и ничем неутолимую грусть.

— Точно.

— Сколько надо сожрать наркоты, чтобы добраться до истины…

— Или просто утратить всё самое любимое.

Они чувствовали друг друга. Пришло неожиданное осознание, что с каждой потерей приходит что-то новое.

— Как бы ты прожила эту жизнь?

Маша взялась за голову и мечтательно сказала:

— Врачи мне напророчили прогрессирующее течение заболевания. Ухудшаться здоровье будет быстро и в какой-то момент я останусь недееспособным инвалидом…

Кирилл не перебивал и ждал, вскоре Маша сказала то, к чему вела.

— Поэтому я бы просто жила каждый день в удовольствие. Вечно пьяной, вечно смеющейся, вечно открывающей для себя красоту. Мне почему-то кажется, что это единственный существующий смысл жизни у человека, который познал смерть.

Кирилл находил в ней больше, чем человека. Из памяти вылетело на миг всё прошлое, и он знал, что это благодаря ей.

— А ты? — спросила Маша с лёгкой улыбкой.

Кирилл хотел сказать, что просто хочет жить ради кого-то, но улыбнулся в ответ и сказал:

— Хочу побывать на всех фестивалях мира. Танцевать, петь, путешествовать и праздновать, сколько хватит сил.

Маша посмеялась:

— Кажется, ты просто спер и перефразировал мою мечту.

— Я не виноват, что ты крадешь и мои любимые музыкальные группы, и мои мечты.

Маша потушила окурок.

— Значит первобытные потребности победили?

— У каждого своя правда, к которой он сам пришёл и за которую сам будет расплачиваться.

— Наверное, те, кто видел смерть, приходят по итогу к одному.

— К пониманию, что ничего кроме удовольствия не имеет в жизни цену. Всё совершается под маской прикрытия ради него. А нам больше можно не врать самим себе.

— Это точно.

Кирилл положил ладонь на локоть Маши, тем самым отвечая взаимностью. Он продолжил держать свою руку, даже когда послышались торопливые шаги. Несколько пар ног стремительно приближались, но ни один мускул на лице парня не дрогнул. Кирилл хотел пробыть рядом с ней как можно больше времени.

— А ну открой! Немедленно! — раздался злобный крик разбуженных санитаров.

— Кажется, — улыбнулась Маша, — тебе пора.

— Я вернусь.

— Не сомневаюсь. Ты ведь ещё тот сумасшедший.