Внутри ауры

После воображаемого сопротивления его вновь отбросило на асфальт. Он зарыдал и во всхлипываниях повторял имя любимого пса.

— Peggy… Do not… Peggy… Why… Why… He's dead?! Dead?! What for?! I don't want to… I don't want to live anymore… Damn you all… Bloody hell! Bloody hell! He's dead! (пер. с англ.: Пэгги… Не надо… Пэгги… За что… За что… Он мертв?! Мертв?! Зачем?! Я не хочу… Не хочу больше жить… Будь вы все прокляты… Проклятье! Проклятье! Он мертв!)

Здравые присутствующие ощутили бегущие по коже мурашки и пробуждающийся животный страх. Он распространялся от одного зрителя к другому и овладевал сердцами. Молдован не смел прерывать финальный этап. Ишуа побледнел до неузнаваемости, но так и не вышел из своего молчаливого погружения. Может, что-то и пошло бы по-другому, если бы он первым среагировал на помешательство Гаутамы, но так получилось, что первым откликнулся именно Муха. Младший брат, позабыв на секунду о своем личном кошмаре, в тотальной растерянности и в порыве инстинктивной заботы о ближнем бросился подобно маленькому ребенку защищать старшего от злобного отца.

— Gautama! Gautama! — наивно пытался он подобраться к сумасшедшему. (пер. с англ.: Гаутама! Гаутама!)

Гаутама брыкался и вертелся в горьких слезах по полу, пока в какой-то момент не отстранился от игр разума и не уставился с разъяренными глазами на настойчивого Муху.

— It’s you! You! You and your father! — с пеной у рта ругался Гаутама, пока в один миг не выхватил одной рукой автомат и зубодробительной чередой не выстрелил в Муху. (пер. с англ.: Это ты! Ты! Ты и твой папаша!)

Тело мужчины ударной волной отбросило на метр или полтора. Около десятка пуль разом вонзилось в его тело, не оставив шанса на жизнь. Распотрошенный живот выдал несколько спазмов. Изо рта, перебивая последние слова, хлынула кровь. Глаза, все так же пораженные сакральным страхом, остекленели и замерли. Увидев бездыханный труп брата и осознав содеянное, Гаутама завизжал от ужаса, сорвал с себя парик и начал отползать в сторону. Спустя несколько секунд трагедии братоубийца вскочил и умчался с воем за угол, где и затих.

4.

На месте осталось четверо человек. Труп Мухи, еще не так давно кричавший и скрывающийся от внутренних демонов, истекал кровью. Ишуа повернул голову в сторону происшествия. Он знал, что случилось. На его лице не возникло ни сожаления, ни возмущения, ни горя, лишь хладнокровие. Весь глобальный разрушительный план пошел крахом. Но совсем другое заботило в тот момент Ишуа. Он вдруг отвернулся от мертвого брата и неожиданно отпустил Машу. Девушка поняла, что это знак, и скорее побежала в объятия к Кириллу. Тот крепко прижал девушку к себе. На глаза навернулись слезы. Он целовал ее в щеки, в глаза, в губы. Не переставал благодарить судьбу. Маша улыбалась и наконец вспомнила, что такое быть абсолютно счастливой.

Ишуа сохранял тишину, слухом наблюдая за воссоединением молодой парочки. Он вел себя предельно адекватно и, в отличие от братьев, не подавал ни единого намека на психическое расстройство. Его движения стали неспешными и осторожными. Главарь банды достал из кармана телефон, взял его в две руки. На нем заиграла детская мелодия. Маша была единственной, кому эта музыка была знакома. Мафиози держал голову в том же положении, а пальцами умело тыкал по экрану, играя в игру.

— Кролик Цуки был любимой игрой Бонни, — вдруг тихо заговорил он на русском языке, — она меня постоянно заставляла смотреть, как кролик ловит рыбу и идет ее обменивать на разные предметы… У меня не было особо времени, но я все равно всегда отвлекался и смотрел…

Никто не понял, о чем идет речь, но не успел прозвучать вопрос, как Ишуа сам продолжил говорить в том же монотонном ритме, при этом не отрывая рук от телефона: