Внутри ауры

— Выходи, блять! Я тебя всё равно достану и трахну! Тебя давно жёстко не трахали, вот ты и ведёшь себя как последняя сука!

— Господи! Да оставь меня и детей уже в покое! Бухай на улице и нас не трогай…, — она рыдала и выплевывала ему проклятья через дверь.

— Иди уже сюда!

Его тяжёлая одышка и новые массивные удары. Я слышал, как щепки отлетали на пол. Ноги оставались парализованными. Происходящее казалось сном. Страшным кошмаром. Я готов был поверить во всё, лишь бы этот ужас прекратился.

— Нет! — завизжала мама. — Помогите!

— Заткнись, шлюха…

Раздались глухие удары о стены и неестественные слабые стоны. Я испугался не на шутку, но в этот раз за маму. Спрыгнув со второго этажа кровати, я бросился в коридор. Свет ослепил привыкшие к темноте глаза. Дверь в ванную оказалась полностью выломана. Отец стоял без трусов и пытался своим вялым членом попасть в оглушенную маму, которую он двигал, как марионетку. Я в ярости сжал кулаки и готов был броситься на него, но тут он посмотрел на меня своим звериным взглядом. Слабость прильнула вновь к ногам. Я не мог сделать ни шагу.

— Отпусти её…

— Иди спать, Кирилл! Мы с твоей мамой сами разберёмся! — он продолжал делать вид, что всё в порядке.

Я готов был броситься и проломить его голову об раковину, но что-то меня останавливало, и я не мог шевельнуться. Чем больше возрастало моё желание, тем больше невидимая сила меня обезоруживала.

— Убери, нахуй, от неё свои руки, ублюдок! — заорал я от ненавистного бессилия.

Новая вспышка гнева в глазах загорелась пожирающим пламенем. Его пробудившееся животное начало уже было не остановить.

— Ты кому это сказал?! Ты на кого пискнул, утырок?!

Он накинулся на меня. Моё тело оказалось на полу. Он бил кулаком по лицу, но я не ощущал боли и не пытался увернуться. Я ненавидел себя за слабость и нес наказание. Вкус крови никогда ещё не был настолько приятен. Хорошо, что это я. Я заслуживаю это.

Мама завопила пуще прежнего и пыталась всеми силами оттащить отца. Тут я увидел заплывшим глазом позади отца Сашу. Он стоял с потерянным видом, не понимая, что происходит. В его сказочный мир ещё не пробралась злостная реальность, перед которой порой человек оказывается беспомощным.

— Кира… Папа…, — лишь смог произнести он и по его детским щекам побежали слезы, а глаза раскрывались всё шире и шире, познавая мир.

Мама вдруг замолчала и схватилась за голову. Не издавая больше ни звука, она сползла молча по стене на пол. Я понял, что дело плохо и сам не заметил момента, когда одним махом столкнул с себя отца. Тот отлетел на метр и свалился пластом. Я схватил маму и Сашу за руки и отвёл их к нам в комнату, закрыв предусмотрительно дверь на замок. Последние остатки ярости отец спустил на попытки ворваться к нам в комнату, но его силы быстро иссякли.

Зареванная мама без слов прижала Сашу к груди и легла с ним на его кровать. Я уселся напротив них на ковер и смотрел опустевшим взглядом, как женщина успокаивает ребёнка, поглаживая дрожащей рукой по голове.

— Пошли вы! Уроды! Предатели! — в слезах ругался пьяница.

Хныча и воя, отец по стенке добрался до кухни и воссоединился с бутылкой водки, жадно глотая жидкость. Настала заключительная стадия его классического опьянения. Он больше не вставал, а лишь сидел за столом, жалел себя и винил свою тяжёлую судьбу и злых людей. Больше он не был опасен. Вскоре и его пьяное невнятное бормотание сошло на нет. В квартире раздался тяжёлый храп.

За окном светало. Мама с Сашей отвернулись к стенке и, судя по ровному дыханию, уснули. Из-за сильной боли в голове я решил не вставать с пола и просто приложился лицом к мягкому ковру. В ушах ещё раздавались фантомные удары и крики. Я не знал, что будет завтра, но сейчас мама с братом находились рядом со мной. Чувство обиды притупилось с возвращением покоя. Я опустил веки и погрузился во тьму.

4.

Сильные приступы боли нахлынули на мои рецепторы. Я открыл опухшие от слез и синяков глаза. Свет добавил резких неприятных ощущений. На улице начался очередной обычный день, которому было плевать на трагедии отдельных людей. Мама с Сашей оставались в той же позе, не сдвинувшись ни на сантиметр. Стоило мне приподняться, как тошнота подкатила к горлу. Я рванул в туалет и выблевал горькую дрянь в унитаз. С кашлем и соплями я избавился от последних частичек рвоты и вышел в коридор. Отца не было на кухне. Пустая бутылка водки лежала на полу. Алкаш ушел за добавкой и теперь неизвестно, когда вернётся. После таких погромов он обычно впадал в амнезию, дабы не навредить своей чуткой душе. Что-либо ему напоминать и в чём-то упрекнуть было бесполезно. Трезвым он казался совершенно другим человеком. Эта вторая противоположная личность была примерным сыном ради денежной наживы и добрым семьянином на публику. Деградация отца происходила с невероятной скоростью. Я больше не узнавал того человека, которого раньше любил. Сейчас я этому существу желал лишь смерти.