Внутри Coca-Cola. История бренда № 1 глазами легендарного CEO

Я впервые поехал в Москву, чтобы организовать представительство Coca-Cola, и это считалось столь крупным достижением, что мы устроили праздничный обед. Гостиница чем-то напоминала отель «Венценосный журавль» в Замбии, где мне много лет назад пришлось разделить кровать с коллегой, и где нам подавали один и тот же кусок жесткого мяса на ужин и на завтрак. Московский отель был немногим лучше. Полотенца были неплохи, если у вас чесалась спина, но в плане впитывания воды эффективностью не отличались. Занавески свет не загораживали.

По бартерному соглашению Coca-Cola поставляла ничтожное количество концентрата на государственные разливочные заводы и в обмен получала советские машины «Лада», которые предстояло продать за валюту в  Великобритании. Машины были так ужасно собраны, что в Британии приходилось по три дня работать над их переделкой, прежде чем пускать в продажу. Pepsi достался гораздо более привлекательный бартерный товар  — водка «Столичная». Мы теряли деньги в  Советском Союзе, но оставались там, чтобы застолбить себе место на будущее. Примерно так же, хотя и чуть менее мрачно, складывалась ситуация во всех странах коммунистического блока в Европе.

Будущее началось 9 ноября 1989 года. Берлинская стена пала.

Я, как и все, смотрел это на CNN. Хайнц Визорек, ставший после меня региональным менеджером в Германии, был в США, когда рухнула стена, но компания быстро отреагировала на исторический момент. Два боттлера в ФРГ открыли свои склады и стали раздавать ящики Coca-Cola жителям ГДР, которые хлынули через границу в  «Трабантах»  — крохотных машинах, сделанных буквально из пластика.

«Каждый день вокруг склада кружили тысячи машин, что ясно показывало, как они жаждали Coca-Cola», — вспоминал Хайнц.

Тут же возник вопрос: должны ли боттлеры из Западной Германии обслуживать обширную восточногерманскую территорию или компании следует создать новое предприятие на востоке ? Вновь на поверхность всплыла старая тема консолидации боттлеров.

Я побывал в  Берлине в  январе 1990  года и  заполучил кусочек стены как сувенир для Кары. Атмосфера невероятным образом переменилась. Мы с  Дугом Ивестером встречались с  высокопоставленными восточногерманскими чиновниками. Все они подали прошение об отставке и  работали над переходом к  новому режиму. Во время моего визита за Стену в 1987 году было видно, что граждане очень боятся коммунистического правительства. Теперь уже для коммунистических чиновников пришел черед бояться. Во время нашей встречи они очень нервничали, ведь их роль в новых условиях оказалась совершенно неясна.

«Западногерманские боттлеры были бы счастливы, если бы я продал им восток, — говорил Хайнц. — Но ни один боттлер из Западной Германии не захотел бы купить все сразу». Результатом стало бы дальнейшее дробление системы. Полная противоположность идее единого немецкого боттлера, которую продвигали мы с Хайнцем.

Когда боттлеры из Западной Германии начали торговать в  Восточной Германии, порой это происходило в  самодельных палатках на пустующих парковках. Хайнц вылетел в  Атланту и попросил выделить $450 млн на строительство собственного разливочного производства на востоке. Я  полностью согласился с ним. Хотя Дуг Ивестер — тогда глава подразделения CocaCola в  ЕС  — был активным сторонником этой идеи, поначалу на Норт-авеню мы встретили некоторое сопротивление. «В тот момент (президент компании) Дон Кио сказал мне: “Продайте это западногерманским боттлерам, не инвестируйте”», — вспоминал Хайнц.

Типичный менеджерский стиль Дона. Он всегда задавал жесткие вопросы перед тем, как поддержать крупные инвестиции, надеясь вскрыть сомнения или изъяны плана. Сперва он проявлял осмотрительность, но как только решение принималось, поддерживал вас, даже если результаты потом оказывались неблагоприятными . Это был отличный урок, и я ему всегда старался следовать.

Восточногерманское предприятие, которое я передал европейскому подразделению, действительно выглядело рискованным, особенно потому, что тогда было невозможно конвертировать восточногерманскую марку и  невозможно предсказать, каким будет обменный курс, когда валюта станет конвертируемой. На подобный риск нам приходилось идти во всех странах бывшего Восточного блока.

Сопротивление сошло на нет, когда Дон и другие топ-менеджеры Coca-Cola проехали по Восточной Германии и  увидели, каких успехов компания добилась всего за несколько недель: автоматы и  киоски с  газировкой уже начали появляться в  разных точках страны. В день, когда Coca-Cola объявила об инвестициях в Восточную Германию, акции компании выросли на несколько пунктов. Оптимизм Уолл-стрит оказался оправданным, как только валюта стала свободно конвертируемой.

«У нас было огромное количество денег на банковских счетах, — вспоминал Хайнц. — Никогда не забуду момент, когда зашел Клаус Халле и сказал: “А ты знаешь, что у тебя на счете лежит 73 миллиона восточногерманских марок?”»