Внутри газовых камер. Подлинный рассказ работника крематория Освенцима

На следующий день после нашего прибытия в тюрьму пришли немцы и с криками и побоями заставили нас выйти во двор и построиться по пять человек. Они засели в пустой комнате и заставляли нас этими группами заходить туда, раздеваться догола и показывать все, что у нас было и что они могли отобрать. Тех, кто не отдавал немедленно все ценные вещи, которые были при них, жестоко избивали.

Я уже знал, что в таких ситуациях лучше оказаться в числе последних, посмотреть, что происходит с другими. Вдруг, когда половина людей уже прошла, я услышал крики изнутри. Немцы избивали мальчика, у которого нашли золотую монету, спрятанную в ботинке.

Помимо пяти золотых монет, у меня были часы Doxa, которые я обменял на сигареты у одного немца. Под шильдиком была надпись: «Шимши». Это было имя еврея из Салоников, у которого немец отобрал часы. Для меня те часы были первыми, и я не хотел оставлять их в руках немца. Поэтому положил их на землю и разбил, чтобы хотя бы получить удовлетворение от того, что не отдал их им.

Что касается золотых монет, то я решил отдать одну брату, одну Дарио и одну Якобу, а две оставить себе. Я положил первую монету в рот и проглотил ее. Братья сделали то же самое. Только вот вторая монета у меня не прошла, и я чуть не подавился. У меня не было ни хлеба, ни воды, но я никак не мог умереть здесь, задохнувшись. Так что я постарался напустить как можно больше слюны, и в итоге монета прошла. Перед нами какие-то идиоты распустили слух, будто у немцев есть рентгеновский аппарат. Мой брат запаниковал. Я сказал себе, что все равно уже слишком поздно и мы ничего не можем сделать, чтобы немедленно вытащить монеты. Поэтому решил: будь что будет.

Когда очередь заходить внутрь дошла до нас, немцы уже почти не обыскивали. Вероятно, они собрали достаточно вещей и спешили покончить с процедурой. Когда мы вернулись в душевую, нашего маленького чемоданчика уже не было, но основные вещи удалось сохранить.

На следующий день каждый из нас отправился в туалет, чтобы «снести золотое яйцо», как я это назвал. Мой двоюродный брат Дарио пошел первым – ничего. Якоб – ничего. Мой родной брат сказал, что не хотел туда смотреть. На второй день Дарио «снес золотое яйцо», Якоб и я тоже. У моего брата – по-прежнему ничего. Через четыре дня он сказал, что наконец-то «снес золотое яйцо».

Как долго вы находились в тюрьме Хайдари?

Семь или восемь дней. Сначала я был в ярости от того, что меня поймали, а я так даже и не попытался сбежать. Потом со временем пришлось смириться. Мы с братом, двоюродными братьями и сестрами думали о том, что могли сделать, что должны были сделать.

Пленных было много из других частей Греции, из маленьких деревень, где проживало не более десятка евреев. Их забирали и отправляли в Афины, как позже и евреев с Корфу и Родоса. На самом деле, как только Салоники оказались опустошены, все арестованные евреи должны были проходить через Афины. Город стал местом транзита.

Вы помните, в какой день вас депортировали?

Это был конец марта или даже 1 апреля. Нас посадили в тюрьму в греческий праздник «День независимости», 25 марта, и мы просидели неделю. Я знаю, что поезд прибыл в Освенцим 11 апреля, и мне кажется, что путь занял одиннадцать дней, так что это должно было быть 1 апреля[11].

В тот день немцы вывели нас во двор. Он был полон людей. Нам сказали, чтобы мы искали своих родственников и держались вместе со своими близкими, чтобы по прибытии в пункт назначения нам выделили дом в соответствии с размером семьи. Немного поискав, я смог найти свою маму и трех сестер. Мои двоюродные братья также воссоединились со своими родителями, младшим братом Сами и женой Якоба. То, что мы были вместе, успокаивало. Мы пытались убедить себя в том, что немцы говорят правду и мы получим дом. Конечно, придется много работать, но, по крайней мере, мы сможем остаться вместе. Это было главным.

Мама рассказывала мне, что в тот день, когда нас с братом посадили в тюрьму, немцы окружили школу и забрали всех, кто был внутри. Моя младшая сестра Марика была доверена нееврейке, жившей недалеко от школы. Марика выполняла работу по дому в обмен на еду и кров. Но когда узнала, что немцы собираются депортировать ее семью, она побежала к матери. Я часто говорил себе, что если бы она не знала, что происходит, то наверняка осталась бы с той семьей и, возможно, спаслась бы. Но все сложилось иначе, и, к сожалению, ее тоже депортировали.