Внутри меня солнце! Страстная книга о самооценке, сексуальности, реализации и новой счастливой жизни

«Хотя насчет Серкана Болата можно и подумать…»

Но мы сидим с тобой в этом кафе, где никого, кроме нас, нет. Любочка поет на заднем плане что-то про то, как к единственному нежному она по полю снежному… А Марине потом куда? Марина пойдет домой, где все то же самое – один нескончаемый день сурка. Из новинок только еще один добавленный сугроб, который она перепрыгнет и окажется дома. Посмотрит на чувака на диване… может, и хорошего, а может, и не очень. Знаешь, есть такое распределение по поколениям: миллениалы (родившиеся с 1984-го по 2000-й), зумеры (2000–2011), а есть подвид зумеров «поридж» (от англ. «porridge» каша). Пориджи – это те, кто яро и слепо поклоняются всему заграничному.

Так вот, дома, Марин, может, и не поридж вовсе, а борщевик. Работает с утра до вечера. Ночью спит. Любит навернуть супца, но у мамы он все равно лучше. Единственный момент ярких эмоций – это когда он узнает, что Sony из-за санкций заблокировала на приставке его аккаунт с кучей купленных игр. И звучит визг с дивана.

Что чувствуешь, Марин, в нашем с тобой кафе?

Накидывай прямо сейчас картинку. Тлен? Упадок? Деградация? Все самое лучшее в жизни уже было? И не будет, да? Только умирание? Желательно в этой же куртке. Можно в сугробе, замерзнув после настоечки, но дальновиднее – дома, как доползешь. Дома сразу начнешь умирать. Даже коронно руки вскидывать не будешь – сколько раз уже это делала, да, Марин? Просто у порога ляжешь умирать, а в самом конце, на последнем вздохе, когда Харон уже будет перевозить на своей лодке в царство Аида, перед финальным взмахом ресниц подумаешь свою самую последнюю мысль:

– А дома-таки дальновидно было умирать. Из-за котов. Потому что в ближайшие две недели им точно будет что есть. Меня.

The end.

P. S. Потому что Борщевик вряд ли заметит.

А я тебя сейчас и добью, хотя делать такое с мертвыми – какая-то статья какого-то закона. Я снова тебя набубонькала. Я жила в Турции. Недолго, но пяточки в песок закапывала. И красавцев, как Серкан Болат, видела. Но еще я видела такие же недовольные лица. Туристы, местные, мужчины, женщины – в любой стране мира есть люди, будто поевшие содержимое кошачьего лотка.

Да, у моря проще улыбнуться. Но:

Мы не на море, а решать вопрос надо уже сейчас.

Эта книга – для императриц, идущих путем воина.

Если ты по жизни находишь любой вариант, чтобы поесть содержимое кошачьего лотка, то даже на острове Бали ничего не поменяется. Потому что на Бали ты берешь не только чемодан с плавками, но и этот внутренний воняющий лоток. Увы.

Марин, я же с таким же лотком ходила, милая, ну. Я не прыгала по улицам: «Аллах, я на море! Тешекюр эдерим («спасибо» на турецком), Аллах! Отныне и вовеки веков я самый счастливый человек!»

Я не вылезла сразу из штанов в летящие платья, не стала шаловливее, не стала дерзновеннее и игривее. Все это я сделала по одной причине: я очень. Задолбалась. Жить в вечном стрессе.

И разозлилась.

А злость – отличное топливо.

Гораздо продуктивнее уныния и тлена, которое ты нарисовала про мою, вообще-то, любимую курточку.

Мы мысленно возвращаемся с тобой в наше кафе, Марин. Куртка, ох, эта куртка…

Что, если я скажу тебе, Марин, что ты… в куртке, в которой дрессируешь пса, о котором всегда мечтала? Золотистый ретривер, Марин. Мальчик. Преданно смотрит, умный. Поумнее, может, Серкана Болата, а он в этом сериале не семи пядей во лбу. Мечтала ты об этом псе с самого детства, и подарила себе, когда написала первую книгу.

Что, если я скажу тебе, Марин, что ты, конечно, в куртке этой, во флисовых штанах своих, которые дуются на заднице огромным парусом, но какому кораблю не нужны паруса? И дуются они на заднице не просто так – а потому что похудела ты классно, корму свою подкачала, как орех теперь корма.

И знаешь, это не самая обидная причина того, что штаны больше не сидят.

А если я скажу тебе, что ты сидишь в тускло освещенном кафе, в шапке этой несуразной, за окном сугробы метровые, но перепрыгнула ты их сразу после… маникюра? Новенького, блестящего маникюра, сверкающего всеми огнями и стразами к приближающемуся празднику. Ну что за чудо эта женщина, а! Как много в ней составляющих, так и тянет ее разгадать… Ваш папа не фокусник, случайно?

Зачем тебе маникюр, когда ты в образе слесаря Валеры, да, Марин?

Понимаю.

Мы часто делим мир на черное и белое, и это, вообще-то, является когнитивным искажением. Это такая систематическая ошибка в нашем мышлении, которую мы можем допускать, чтобы справиться, например, с переизбытком информации. Или необходимостью решать все, здесь и сразу. И мы так устаем от этого всего, что наш мозг выбирает более легкий путь там, где он может это сделать. Так проще, но это может повлечь за собой другие проблемы.

Или все, или ничего. Если я выгляжу как Валера, то и маникюр будет смешон на мне. Диета – так голодать, любить – только королеву, проиграть – сразу миллион.

Черно-белым мышлением любят баловаться девочки и детки, а мы кто, Марин? Женщины. Классные женщины.