Внутри, вовне

Она была тогда уже слишком стара, толста и неуклюжа, чтобы по-настоящему плавать. Может быть, эти слова сами собой вспомнились мне много позднее — когда я получил по телефону предложение, приведшее к тому, что я теперь работаю здесь. Не знаю.

Как бы то ни было, не так-то просто было маме отправиться в Америку. Где взять деньги на дорогу? У раввинов в России обычно за душой медной полушки не было. Но вот каким образом мама раздобыла деньги на пароходный билет. Эта история кое-что говорит и о маме, и, как мне кажется, о русском еврействе, а более всего — о моем деде, который в этой хронике сыграет немаловажную роль под именем «Зейде». Мама же вскоре исчезнет из рассказа.

Ну, так вот. В нашем старом галуте было принято, что когда умирал раввин, преимущественное право занять его место получал его сын или зять. Здесь, в «а голдене медине», где община может заключить с раввином хороший контракт и положить ему весьма солидное жалованье, да еще дать в придачу дом, машину и кучу разных других дополнительных льгот, — здесь, если раввин умирает или уезжает в другое место, синагогальный совет, естественно, опрашивает претендентов на освободившуюся должность и выбирает из них, кого захочет. Это в чистом виде бизнес — точно такой же, как, например, когда нанимают тренера футбольной команды. Но не так делались дела в Минске. Женившись на маминой матери, мой дед тем самым закрепил за собой место в одной из лучших минских синагог — в Романовской синагоге. Раввином там был знаменитый реб Исроэл-Довид Мосейзон, и, поскольку ни один из его двух сыновей не был раввином, первым претендентом на его место был «Зейде». Реб Исроэл-Довид, мой прадед, в честь которого меня назвали, был человеком большой учености. Он написал книгу под названием «Мигдал Довид», что значит «Башня Давида»: это сверхсверхкомментарий к книге «Сифтей хахамим» («Уста мудрецов») — сверхкомментарию к комментарию Раши к Торе. Коль скоро «Башня Давида» была не ходким детективным романом, а ученым трактатом, реб Исроэл-Довид напечатал эту книгу за свой счет тиражом семьсот экземпляров. Один экземпляр мама привезла в Америку — в доказательство своего высокого происхождения. Этот экземпляр хранится у меня до сих пор. Страницы от времени пожелтели и стали ломкими, но книгу все еще можно читать. Мне доводилось ее просматривать, и, могу вас уверить, это очень, очень хорошая книга — для тех, кто сколько-нибудь разбирается в талмудических тонкостях.

Обычно реб Исроэл-Довид спал не больше четырех часов в сутки, а остальное время дня и ночи посвящал изучению Торы; однако когда он писал свой сверхсверхкомментарий, он сократил себе время сна до двух часов. Это уж он перестарался. Когда его дочь выходила замуж, он был так болен и слаб, что его ветром качало, он не мог сам ходить, и на свадьбу его принесли на носилках. То есть, если говорить цинично, у «Зейде» виды на будущее были самые блистательные. Однако поток ученых восхвалений, обрушившихся на «Башню Давида», придал ребу Исроэлу-Довиду новых сил, здоровье его полностью восстановилось, и «Зейде» не оставалось ничего иного, как вернуться в знаменитую Воложинскую иешиву, снова приступить там к занятиям и ждать. Жены молодых раввинов в России знали, что им придется смиряться с таким благочестивым отреченьем их мужей от суеты мирской — иногда на многие годы, в ожидании того, когда ангел смерти обеспечит им постоянную работу.

О маминой матери я знаю только одно — каким образом случилось, что она вышла замуж за «Зейде». Когда «Зейде» был еще молодым ешиботником без гроша за душой, он проезжал как-то через Минск и остановился на субботу в доме реб Исроэла-Довида. Моя бабка влюбилась в него и не преминула сообщить ему об этом. Поведение, не подобающее, конечно, раввинской дочке, но так уж случилось. «Зейде» был, разумеется, совсем-совсем не пара для дочери «Башни Давида», как все называли реб Исроэла-Довида. Хоть и блестящий знаток Талмуда, «Зейде» был гол как сокол — сын простого, набожного деревенского трактирщика, у которого ветер свистел в кармане. Однако же, видно, у моей бабки было в характере что-то такое, что потом было и у мамы; ну, долго рассказывать, что да как, но кончилось тем, что к «Башне Давида» пришла смущенная сваха с брачным предложением от «Зейде». Был такой скандал, что небу стало жарко. Реб Исроэл-Довид, само собой, отказал «Зейде», обосновав свой отказ более чем возвышенным аргументом: дескать, «Зейде» не обладает достаточно глубокими познаниями в еврейском правоведческом кодексе — книге «Шулхан арух».

Из того давно исчезнувшего дома на Романовской улице Минска, через пропасть длиною почти в сто лет, через моря и континенты, доносится до меня дерзкий ответ моей бабки ее величественному отцу, как о том повествует наше семейное предание:

— Ну и что? Или мне за «Шулхан аруха» выходить замуж, что ли?