Читаем Внутри, вовне полностью

Так вот, насколько я помню, эта первая трапеза в «Орлином крыле» отнюдь не вызвала у меня морального негодования. Мистер Уинстон, как я уже рассказывал, заверил маму, что «Орлиное крыло» — это еврейский лагерь. Наверно, молоко и масло было поставлено на стол для тех, кто не религиозен и хочет их, и мне не следовало из-за этого впадать в праведный гнев. Живи и давай жить другим! Что же до самого мяса, то не мог же «Дуглас Фэрбенкс» соврать относительно такой серьезной вещи, правда? Мясо-то уж наверняка кошерное. С такими увещеваниями мой голод обратился к моему сознанию, и я набросился на ростбиф. От мороженого, которое подали на десерт, я отказался, и после обеда я почувствовал себя одновременно и сытым и добродетельным. И тем не менее это была для меня большая неожиданность. Ой, мама, куда ты меня послала?!


* * *


Другая неожиданность. Звук горна вырывает меня из сладкого сна. Я нежусь под грубым одеялом на низкой койке, среди чужих мальчиков, и дышу свежим студеным воздухом в легком фанерном флигеле. И вот, на звук горна, сонные мальчики в пижамах, среди них Исроэлке, выбегают из моего и других таких же флигелей и строятся, поеживаясь от утренней прохлады. Дородный вожатый скаутского отряда в трусах и в майке руководит физзарядкой; он кричит в мегафон:

— Раз, два, три, четыре! Присесть, встать! Присесть, встать! Руки в стороны, руки к плечам! Раз, два, три, четыре!

Пятнадцать минут этого издевательства, а затем — команда в мегафон:

— Младший отряд — на утреннее купанье!

Младший отряд — это мы. Мы бросаемся назад во флигель, сбрасываем пижамы, натягиваем трусы, накидываем купальные халаты, хватаем полотенца, снова выстраиваемся и маршируем к купальне.

Еще одна неожиданность. Никакого песчаного пляжа нет и в помине. Но ведь я же своими глазами видел его на фотографии в брошюре, и сам мистер Уинстон — помните? — сказал нам с мамой: «У нас там роскошный песчаный пляж, самый лучший!». Но здесь нет ни малейшего признака песка. Густые заросли папоротника доходят до самой воды, а гам, от берега, над заиленным мелководьем, протянулись в воду шаткие дощатые мостки.

Голос в мегафон:

— Кто будет последним, тот — паршивая овца в стаде!

На мостках — толпа мальчиков, претендующих на звание паршивой овцы. Один за другим мы прыгаем с мостков в воду. Я прыгаю одним из последних — зажмурившись и затаив дыхание.

Новая неожиданность. Прыгнув солдатиком в холодную воду, я ощущаю, что мои лодыжки погружаются в холодный ил и их окутывают то ли водоросли, то ли какие-то змеи. Я высвобождаюсь и всплываю на поверхность, где многие ребята уже барахтаются в бурой воде, пахнущей жухлой листвой. Мы все, поскальзываясь и оступаясь, карабкаемся по замшелой лесенке обратно на мостки и кидаемся к своим полотенцам. Наш воспитатель — дядя Фил — стоит тут же на берегу в купальном халате вместе с другими воспитателями и вожатыми; все они — сухие: они ведь не мальчики из младшего отряда. Мы судорожно обтираемся и одеваемся. Когда последний из нас выбирается из воды, шаткие мостки сотрясает громовой голос в мегафон:

— Здорово! Здорово! Нет ничего лучше утреннего купанья! Словно заново рождаешься!

Таково было это утреннее купанье. Оно повторялось изо дня вдень все лето. Для меня «Орлиное крыло» было сплошным утренним купаньем. Здорово! Нет ничего лучше! Словно заново рождаешься! Это было мучительное холодное крещение, но я научился, как все остальные, хлопать себя по бокам и кричать: «Здорово! Здорово! Нет ничего лучше!» Дети любят обезьянничать, повторять то, что делают взрослые. Но в этом подражании не больше души, чем в жестах мартышки, которая в ответ на ваше приветствие машет вам лапой из клетки.

Когда мы бредем назад к флигелю, я замечаю на лужайке мистера Уинстона: он в майке и шортах, ноги у него волосатые, вокруг шеи — шнурок, на котором висит свисток. Я кидаюсь к нему:

— Мистер Уинстон, вы, кажется, говорили, что тут в лагере — роскошный песчаный пляж.

— Я? Я сказал, что в лагере для девочек песчаный пляж, — отвечает мистер Уинстон, обернувшись через плечо, и поспешно куда-то уходит.

Ну и ну! Вот уж вправду неожиданность: чтоб вам без зазрения совести лгали прямо в глаза — и кто? Взрослый, и к тому же учитель, и к тому же сам Дуглас Фэрбенкс! Эта вторая ложь — о том, что он будто бы сказал, что песчаный пляж не у нас, а в лагере «Нокомис», — была хуже, чем первая. Потому что на этот раз мистер Уинстон знал, что я знаю, что он лжет, и ему было на это наплевать. Я попал в западню на целое лето. И если мне это не нравилось, я ничего не мог поделать. Он мне солгал тогда, на Лонгфелло-авеню, потому что, как сказала «Бобэ», он хотел денег. Теперь он уже получил деньги, и ему на все наплевать. Мудрая «Бобэ»!

Перейти на страницу:

Все книги серии Классики XX века

Внутри, вовне
Внутри, вовне

Имя Германа Вука достаточно хорошо известно как зарубежному, так и российскому читателю.Книга «Внутри, вовне», написанная автором в 1985 году, впервые публикуется в России. Как и прежние произведения талантливого еврейского писателя, книга пронизана всепоглощающей любовью к человеку, Родине, духовным ценностям еврейского народа.В каждой строке чувствуется тонкий психолог, наблюдательный и умудренный жизнью человек, мастерски владеющий словом.Книга написана легким, сочным и вместе с тем увлекательным языком, захватывает читателя уже с первых страниц этого незаурядного произведения.Нет сомнения, что выход романа на русском языке станет заметным событием в литературе и доставит огромное удовольствие всем, кто раскроет эту замечательную книгу.

Герман Вук

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги