Гермиона и раньше целовалась с другими людьми — на самом деле довольно много раз. Но это каждый раз оказывался кто-то столь же неопытный, как и она. Северус же всегда был уверен в себе и непринуждён в сравнении с её предыдущим опытом. Но всё же профессор, казалось, не возражал против её неуклюжего странствования по его телу в поисках оральных и тактильных открытий. Она проследила кончиками пальцев контур его носа, после чего проложила дорожку из поцелуев вдоль его центра. Девушка сделала то же самое с его челюстью, облизывая и целуя её вплоть до виска и трепетно лаская языком местечко под мочкой уха. И, наконец, Гермиона добралась до губ Северуса, которые она на самом деле находила совершенно восхитительными и неотразимыми. Грейнджер постоянно возвращалась к ним, чтобы пройтись языком вдоль каждого уникального изгиба, под каждым выступом, прежде чем смаковать и посасывать их своими губами.
В конце концов, Гермиона действительно захотела, чтобы он снова как следует трахнул её, но она знала, что лучше об этом не просить. И поэтому, довольно неестественно притворяясь весёлой, наконец ушла. Всё тело девушки возненавидело её за это. Киска беззвучно стонала, требуя облегчения. Её нижние губы, уже распухли и промокли, желая большего. И руки хотели обнимать кого-то, пока она засыпала. В конечном итоге это оказалась подушка и девушка почувствовала себя расстроенной и удручённой.
Но Северус ответил на её просьбу почти незамедлительно, на следующий же день, и Гермиона стала чувствовать себя ещё более взволнованной. Сильнее, чем могла сама себе объяснить. Игнорируя сердитые удары Лаванды в дверь ванной комнаты, она потратила значительное количество времени на подготовку ко встрече — намного больше, чем в любой другой раз, когда они встречались. Растирая по своему телу обильное количество ароматного геля для душа, она даже пошла на некоторые изменения в зоне бикини, пока не добилась там «аккуратного минимализма».
В завершении всего, Гермиона оделась в красивую блузку и джинсы, уложила волосы, надела пару серебряных серёжек, которые мама подарила ей на семнадцатый День рождения, и почувствовала себя намного лучше, чем когда-либо за последние месяцы.
— Куда это ты собралась?
— Что? — обернулась она.
Рон лениво расположился на одном из кресел, одна нога была перекинута через подлокотник, пока он пролистывал журнал по квиддичу.
— Куда это ты так вырядилась?
— Я не вырядилась, — она застенчиво провела рукой по волосам. — Я просто ухожу заниматься.
— Только не говори, что снова с этим старым мерзавцем?
— Хм… нет. Кое с кем другим.
— Можно и мне пойти?
— Что? — нахмурилась она.
— Вы собираетесь писать эссе по Древним Рунам? Я его ещё даже не начинал, в понедельник была тренировка…
— Нет, мы не будем этим заниматься, — резко ответила она.
Уизли выглядел подавленным.
— Обычно ты помогала мне…
— Ну, может быть тебе пора начинать самому делать домашнюю работу. Для разнообразия.
Бросив на неё пренебрежительный взгляд, парень продолжил листать журнал.
— Не знаю, что с тобой произошло за последние несколько месяцев, но ты изменилась.
— Большое спасибо, — она повернулась, собираясь уходить.
— Это был не комплимент.
Обернувшись назад, девушка уставилась на него.
— Если слово «изменилась» подразумевает, что я больше не ношусь с твоими домашними заданиями, которые ты не способен сделать, потому что по сути вообще их не делаешь и не прикладываешь никаких усилий, то я рада таким «изменениям» в себе.
— Ты даже начинаешь разговаривать как он…
— Кто?
Рон задержал на ней взгляд.
Крепко сжав челюсть, Гермиона развернулась на каблуках и выскочила за дверь. Она кипела от злости, пока шла по коридорам.
«Конечно я, твою мать, изменилась!»
Она просто не могла рассказать ему как именно и почему.
«Я вообще не могу никому об этом рассказать!»
Может быть, поэтому она так сильно привязалась к волшебнику, который жил в подземельях. Она стала слишком отличаться от своих друзей. Снейп был единственным, кто понимал, через что она проходила, потому что сам проходил через то же самое.
Гермиона прекрасно понимала, что изменилась. Определённо, теперь она больше прислушивалась к своим эмоциям и желаниям. Последние месяцы были грёбаными эмоциональными американскими горками. И у неё появились чувства к нему — к Северусу. Всё ещё было так странно думать о нём в таком смысле. Само имя — Северус — подразумевало что-то холодное и суровое, абсолютно соответствовавшее поведению его обладателя. По крайней мере тому, что профессор изображал на своих уроках. Но настоящий Северус, которого она успела узнать, оказался совсем не таким. Он был нежным и заботливым и… она даже начала думать, что у него могут быть чувства к ней.
«Так что же означало его поведение? Есть ли они на самом деле…?»
Что-то плотно обвилось вокруг её горла. Девушка попыталась закричать, но чужая рука закрыла ей рот, и Гермиону потащили назад через какую-то дверь в темноту.
— Если ты закричишь, я сломаю тебе шею.