— Ясно, который: одна тысяча девятьсот двадцать девятый, — ответил за будущего колхозника Васька.
— Верно. И каждому известно, факт? А вот с какого именно времени эту самую тысячу девятьсот двадцать восемь считать?
Васька молчал.
— Вдруг мне какой-нибудь древний дед и пробубнит: «С года рождения сына божьего Иисуса Христа». Тогда я: «А откуда вы, дедушка, знаете, что было, в общем, именно такое рождение? Что бог — понимаешь, бо-ог! — мог взять и родить себе, как все равно простой смертный человек, сына?» Доходит?
Васька крякнул.
— Я б, Алешка, может, тоже так начал. А дальше взял и свернул: «Дорогие товарищи, у меня есть дельное предложение — считать летосчисление, то есть года, совершенно по-новому, по-передовому: с Великой нашей Октябрьской революции тысяча девятьсот семнадцатого года. Следовательно, первый год — в семнадцатом году, а мы с вами находимся сейчас в… двенадцатом году новой социалистической эры!» Доходит?
Теперь крякнул Алешка.
— Нет, не доходит. Значит, все прошлые года начисто зачеркнуть? А как же, положим, такие ответственные события, как раскрепощение крестьянства? Или там, в общем… Парижская коммуна?
Ребята замолчали. Паренек-возница опять крикнул:
— Н-но, толстобрюхая!
— А у вас в деревне изба-читальня большая? — спросил Алешка. — Вообще народу сколько?
— Читальня у нас большая, — сипло ответил возница, — только она не изба. В бывшем помещичьем доме расположена. И книжек больно мало. Народу в деревне человек… — Он помолчал. — Точно не знаю, надо сосчитать. А избача сейчас вовсе нету. Читальня на замке. Ходит туда учитель старенький и фершалка-комсомолка, книжки неграмотным вслух читают. А избача в драке ножом сильно поранили.
— Кто поранил?
— Еще не дознались. Одни говорят, в драке, другие — будто подстроили все загодя… У нас в кресткоме кулак один отчаянный пролез, свояков за собой тащит… А комсомольцев всего пятеро — тот избач, фершалка, я да еще двое. Только насчет бога мой вам совет: половчее как-нибудь к нашим старикам подъезжайте. Как бы и вам по шее не наклали. — И возница снова пронзительно заорал: — Н-но, толстобрюхая! Теперь уже скоро приедем. Вон огоньки светятся, видите?..