Во что бы то ни стало

«Динка, здравствуй, Диночка моя!

Если бы ты знала, как мне надо поговорить с тобой! Мне все время хочется петь, и я не знаю почему!

Динка, помнишь, мы с тобой еще в детдоме ходили один раз в кино „Карнавал“ на Арбате, там шла такая картина „Пробуждение женщины“? И ты сказала, что если кто-нибудь когда-нибудь влюбится, то всегда так поступает. Вот сейчас, кажется, появился человек, который ко мне так относится. Его зовут Всеволод Рогожин, ему уже двадцать два года. Ты его видела летом, когда вы с Алешей и Васей приезжали в Боровиху, и, я знаю, запомнила. Он тебе тогда не понравился, но, Динка, это не так, не так! У него какое-то или разочарование, или еще что-то, я многого не понимаю, но мне так интересно и загадочно, знаешь? Всеволод тоже работает в Отовенте, а живет с отцом. И мамы тоже нету. Понимаешь, какое совпадение? Динка, почему же ты не приходишь, я просто не могу больше терпеть без тебя! Ты не думай, у нас с ним ничего не было, мы только несколько раз ходили в кино, в „Эрмитаж“, а последний раз в цирк. Еще Всеволод приносил мне цветы, такие мохнатые, называются хризантемы, и конфеты, а когда Ольга Веньяминовна велела пригласить его к нам домой, подарил настоящие духи. Я сперва не хотела брать, но Ольга Веньяминовна сказала, что это невежливо. И еще сказал, что скоро будем ходить на каток, только надо обязательно купить гаги, а не снегурки (снегурки у меня старые есть, помнишь, Марья Антоновна дала с собой).

Динка, меня уже перевели из учениц в копировщицы, и оклад стал тридцать два рубля. У нас в Отовенте непрерывка. Ужасно интересно, вывесили календарь, суббот и воскресений нету, кончается на пятницу, во всех месяцах по тридцать дней! Только плохо, что гуляют все поврозь, у Всеволода свободный день другой. В Отовенте все чертежницы в него влюблены, смотреть противно…

А дома у нас стало совсем по-другому. Николай Николаевич ходит мрачный, у него в тресте началась какая-то проверка, это я слышала потихоньку. А если и смеется, то вовсе не смешно. Недавно пропала его любимая кошка, и Ольга Веньяминовна решила, что это дурная примета. Знаешь, что она говорит про Всеволода: „Вдруг это твоя (моя) судьба?“ Ладно, не буду, ты, конечно, закричишь, что это мещанство и глупость. Нет, Динка, большое чувство никогда не мещанство! А мне иногда кажется, что у Всеволода оно как раз большое, он говорит такие необыкновенные слова… Не ругайся, что я так пишу, ладно?

Динка, ко мне заходила нянечка, рассказывала, что Марья Антоновна тебя страшно ругала, что ты ушла с фабрики. А потом решила, что тебе даже полезно пожить у этой твоей художницы. Какая она? Мне интересно и хочется к вам, только все некогда, то Всеволод придет, то мы идем куда-нибудь. Знаю, я глупая девчонка, что-то завертело меня сейчас, но я ничего не могу поделать и разобраться!

Вася с Алешей к нам приходили, но я их не видела. Потом стал приходить один Вася. Мотоцикл Николая Николаевича они починили, но он говорит, сейчас не до него. Вася стал довольно часто приходить. По-моему, у него к нашей Найле что-то похожее, как у Всеволода ко мне, понимаешь? А вот Алеша почему-то больше не приходит. Совсем. Ни одного разочка!

Динка, Динка, я пишу тебе про все как попало, потому что мне все время хочется петь. А сейчас вдруг вспомнился наш детский дом, и угол в зале между шкафами, и сломанная яблоня, и как мы жили в Уваровке, всё, всё… И вдруг стало так грустно, так грустно, кажется, прямо зареву. Отчего это?..»