Читаем Во что мы верим, но не можем доказать. Интеллектуалы XXI века о современной науке полностью

Я верю, но не могу доказать, что ни одна часть моего сознания не переживет моей смерти. Я не говорю о том, что буду жить, пусть и недолго, в памяти других людей, или что какие-то аспекты моего сознания оставят след в моих книгах, в дереве, которое я посадил, или во вмятинах на моей старой машине. Подозреваю, что многие участники проекта Edge согласятся с этой идеей: она истинна, но не так уж важна. Однако вера в жизнь после смерти делит мир на два непримиримых лагеря. И те, кто верит, будто жизнь после смерти, в каком-то другом мире, будет лучше и важнее, чем жизнь на Земле, нанесли очень много вреда человечеству и человеческой способности мыслить. Но наша жизнь на Земле так коротка, а сознание — случайный подарок слепого случая. И поэтому наше существование в этом мире — большая ценность. И мы несем огромную ответственность за то, каким оно будет.


Майкл Шермер


МАЙКЛ ШЕРМЕР — издатель журнала Skeptic, обозреватель журнала Scientific American и автор книги «Наука о добре и зле».


Я верю, но не могу доказать, что существует реальность, не зависящая от человеческих и социальных построений. Наука как метод и натурализм как философия в сочетании создают лучший из доступных нам инструментов для понимания этой реальности. Наука накапливает данные постепенно и последовательно, и в результате мы все лучше понимаем реальность. Наше знание природы до сих пор остается неполным, ведь мы никогда не можем быть уверены, что выяснили окончательную Истину. Поскольку наука — это человеческая деятельность, а природа сложна и динамична, то гибкая логика и теория вероятности лучше всего описывают и природу, и наше приблизительное ее понимание.

Ничего паранормального и сверхъестественного не существует; есть только нормальное и естественное, а еще тайны, которые мы пока не раскрыли.

То, что отличает науку от всей остальной человеческой деятельности, — это ее уверенность в условности всех выводов. В науке знания все время меняются, а определенность преходяща. Это и есть главное ограничение науки. И ее главная сила. И это совершенно недоказуемое утверждение приводит еще к трем недоказуемым следствиям.


1. Не существует ни Бога, ни разумного творца, ничего похожего на сверхъестественное существо, о котором говорят мировые религии. (Хотя некая внеземная сущность, чьи интеллект и власть превышают наши, могла бы быть неотличима от Бога.)

Лучшие умы человечества тысячелетиями пытались доказать или опровергнуть наличие или отсутствие Бога. Богословы всегда спорили о том, каким может быть окончательное состояние бытия этого Бога. Разумным нам кажется вывод о том, что вопрос о Боге никогда не будет разрешен и что вера, ее отсутствие или сомнения, в конечном итоге, всегда основаны на иррациональных аргументах.


2. Судьба Вселенной предопределена, но мы обладаем свободной волей.

Как и с вопросом о Боге, лучшие умы человечества тысячелетиями пытались разрешить парадокс свободы личности в детерминированной Вселенной. И им это не удалось. Одно возможное объяснение: Вселенная так сложна, что в силу множества причин и сложности их взаимодействия предопределить человеческие действия практически невозможно. Если представить себе всю возможную сеть причинно-следственных связей во Вселенной, то нам станет очевидно, насколько нелепо полагать, что наш разум способен ее постичь. Мы уже подсчитали: чтобы в далеком будущем компьютер смог создать виртуальную копию каждого человека, который жил или мог жить на Земле (т.е. каждую возможную человеческую генетическую комбинацию), со всеми каузальными взаимодействиями между ними и их окружением, ему потребовалось бы 1010 в 123 степени (единица с 10123 нулями) битов памяти. Достаточно сказать, что ни один компьютер в обозримом будущем не сможет достичь подобной мощности, а человеческий разум — тем более.

Грандиозный масштаб этой сложности заставляет нас верить, будто мы действуем свободно и необусловлено, сами создавая причины, хотя на самом деле наши действия жестко предопределены. Ни один набор причин, которые, по нашему мнению, определяют человеческие действия, не полон, а ощущение свободы основано просто на незнании причин. Оно и позволяет нам действовать так, будто мы свободны. Достичь можно многого, терять особенно нечего, а далее следует личная ответственность.


3. Нравственность — естественный результат истории и эволюции, а не велений Бога.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР

Джинсы, зараженные вшами, личинки под кожей африканского гостя, портрет Мао Цзедуна, проступающий ночью на китайском ковре, свастики, скрытые в конструкции домов, жвачки с толченым стеклом — вот неполный список советских городских легенд об опасных вещах. Книга известных фольклористов и антропологов А. Архиповой (РАНХиГС, РГГУ, РЭШ) и А. Кирзюк (РАНГХиГС) — первое антропологическое и фольклористическое исследование, посвященное страхам советского человека. Многие из них нашли выражение в текстах и практиках, малопонятных нашему современнику: в 1930‐х на спичечном коробке люди выискивали профиль Троцкого, а в 1970‐е передавали слухи об отравленных американцами угощениях. В книге рассказывается, почему возникали такие страхи, как они превращались в слухи и городские легенды, как они влияли на поведение советских людей и порой порождали масштабные моральные паники. Исследование опирается на данные опросов, интервью, мемуары, дневники и архивные документы.

Александра Архипова , Анна Кирзюк

Документальная литература / Культурология