В сессионные недели в выходные Университет обычно отсыпался. Во всяком случае его накрывал тот сонный покой, какой бывает только душными майскими днями. Краткие часы отдыха преподаватели предпочитали проводить в своих кабинетах, заполняя формуляры: после окончания экзаменов многие из них незамедлительно отбывали в отпуск. Студенты чисто теоретически готовились к новым испытаниям, но Реджинальд все еще слишком хорошо помнил свои юные годы и не строил иллюзий. Студенты пили, бездельничали и призывали мистическую «халяву», которая к некоторым — носителям громкого имени и внушительного состояния — даже прилетала. Иногда к этому безумию присоединялись даже ученики де Линси. Однако обычно все это происходило в стенах общежитий. Сегодня же, точно назло, аллеи были полны народа. И, увы, в этом не было никакой мистической подоплеки, а так заманчиво было списать все на зловещее колдовство. Все было куда прозаичнее, и в то же время — омерзительнее.
«Абартонский обзервер» - мерзкий листок, рукописный, размноженный при помощи магии и появляющийся то тут, то там в самое неподходящее время, был той чудовищной гидрой из мифов, с которой сражался Святой Герукс. Взамен каждой отрубленной головы вырастали пять новых. Переписчиков отчисляли, любителей посплетничать примерно наказывали, но за все годы так и не удалось добраться до зачинщиков. Все привычно грешили на Королевский колледж и помалкивали. Королевский колледж в Абартоне принято было терпеть молча.
В этот раз мерзкая листовка была целиком посвящена «распутницам Шарлотты», содержала немало оскорблений и в адрес самой королевы, так что оставалось только сожалеть, что статья «за оскорбление королевских особ» была упразднена несколько лет назад. Конечно, за подобные письменные, недоказательные мерзости не грозило ничего страшнее штрафа и порки, но Реджинальд не прочь был устроить порку показательную, всем в назидание.
Телесные наказания теперь также были под запретом, и обычно он это поддерживал, но не сегодня.
- Какой ужас! - профессор Оуэн подошла, размахивая целой пачкой листовок.
- Когда это появилось? - сумрачно спросил Реджинальд.
- Не знаю, - пожала плечами женщина. - Я нашла это приколотым к своей двери. И… вы видели снимки?
- Увы, - кивнул Реджинальд. - Их много?
- Да уж хватает. Жаль, - Оуэн сокрушенно покачала головой. - Очень жаль будет отчислять мисс Шоу. Способная девочка.
Реджинальду никогда особенно не нравилась Дженезе Оуэн, но сейчас он испытал прилив ненависти, с которым справился не сразу. Мастер проклятий, чуткая к таким вещам, удивленно вскинула брови.
- Вы не допускаете, что мисс Шоу может быть жертвой? - процедил Реджинальд. - О чем я? Она в любом случае жертва, раз эти мерзкие снимки развешены повсюду!
Дженезе кривовато усмехнулась.
- Вы все принимаете слишком близко к сердцу, профессор Эншо. И слишком сильно злитесь. Остыньте. Идемте, в столовой как раз должны заварить чай к завтраку.
Ее пальцы, вызывая невольную дрожь, легли на запястье Реджинальда. Он отстранился.
- Иногда, леди Оуэн, я забываю, какая пропасть лежит между вами и всем остальным миром.
Женщина сузила глаза.
- О чем вы?
- О ваших средневековых взглядах на жизнь. И о том, как легко вы навешиваете ярлыки. И как подходите ко всему с позиции двойных стандартов. Полагаю, юному соучастнику, коль скоро он из Королевского колледжа, ничего не будет.
- Успокойтесь, Эншо, - Дженезе сморщила носик. - Молодым мужчинам свойственно совершать подобные глупости, и это нормально. Однако, юные девушки не должны…
- Нормально, леди, для любого мужчины вне зависимости от его возраста и происхождения соблюдать законы и проявлять уважение к женщинам. Кодекс ордена Розы, параграф девятый. Извините, мне нужно поговорить с ректором.
Дженезе вновь схватила его за локоть, и Реджинальд приложил огромные усилия, только чтобы не сбросить ее. Прикосновение вызывало неожиданное отвращение, а разговор оставил во рту привкус гнили.
- Не стоит, Реджи. Вам не следует разговаривать с ректором, когда вы в таком состоянии!
- Отпустите, - Реджинальд освободился от, впрочем, достаточно вялой хватки волшебницы.
Хотелось еще сказать «Не смейте звать меня Реджи», но слишком уж по-детски это звучало. Поэтому Реджинальд удалился молча, печатая шаг, а по дороге испепелил несколько фанерных щитов с фотографиями и целую кипу листовок.