Во имя Абартона

— Но что тогда это может быть?! — Мэб обхватила себя за плечи, пытаясь унять дрожь. Реджинальд подсел ближе, обнял ее и провел по дрожащей спине ладонями.

Так они и сидели, Мэб и не знала сколько. Она потеряла счет времени в борьбе со страхом. Пьютские ножи — невозможное, ужасное, чудовищное колдовство. О них читаешь в школьных учебниках, пытаешься представить себе масштабы катастрофы 1842 года, пытаешься встать на место магов, готовых ради могущества приносить в жертву целые города. И не можешь. Потому что те времена прошли, канули в прошлое, по счастью.

А потом кто-то говорит тебе, что в Абартоне, в самом сердце цивилизации кто-то убивает школьницу при помощи мерзкого, невероятного колдовства.

— Ш-ш-ш, — прикосновение теплых губ к виску заставило Мэб очнуться. — Это — забота ректора. Не наша. Он уже велел усилить охрану Университета и прочесать всю его территорию. Не бойся. К тому же, скоро занятия закончатся и ты сможешь уехать домой. Уверен, в имении Дерованов тебе ничто не грозит, родовые гнезда защищены от любой враждебной магии.

Мэб чуть повернулась, неосознанно желая продлить прикосновение, тот легкий целомудренный поцелуй.

— Я… не боюсь, — она замолкла, не вполне уверенная в своих чувствах. Страх и в самом деле схлынул. Мэб боялась неизвестного, шепота в ночи. Теперь она знала, с чем имеет дело, могла защититься, и страх ушел. Осталась злость. — Я… Что с Лили?

Реджинальд напрягся. Отвел прозвучал глухо.

— Случайная жертва. У нее нет родных, так что похороны будут через два дня, на Университетском кладбище.

— Ясно, — ответила Мэб и сглотнула проклятую горечь, которая, казалось, была с ней теперь навсегда.

Глава сороковая, в которой проходят очень скромные похороны

Похороны были более, чем скромные. Родных, по крайней мере таких, кого заботила судьба девушки, у Лили Шоу не было. Друзей — тоже. Возле могилы стояли лишь несколько ее соседок по колледжу, подругами их назвать было сложно. Девушек явно тяготила скорбная обязанность следовать за гробом, в форменных траурных платьях, надеваемых по особым случаям, они смотрелись скованными и неуверенными и — пришло Мэб в голову — недовольными. Преподаватели все были в мантиях, с черными лентами на рукавах, и тоже едва сдерживали раздражение.

Королева Шарлотта ограничилась телеграммой, сухой и безыскусной, в которой траурной была только положенная случаю черная рамка.

Отец Бернард, настоятель университетского собора и глава богословского факультета, воспользовавшись случаем, читал какую-то особенно длинную, монотонную и архаичную отходную молитву. Это заунывное песнопение на давно уже забытом языке понемногу вгоняло всех присутствующих в транс. Девушки из колледжа Шарлотты перешептывались и хихикали, отгоняя набегающий сон неуместными шутками. Кое-кто из преподавателей во главе с вон Гревом спал с открытыми глазами: привычка, которая быстро появлялась у всех обитателей Абартона. Зачастую только так можно было пережить некоторые особенно монументальные официальные мероприятия. Мэб раз за разом ловила себя на том, что борется со сном. Хотелось присесть, но скамья была далеко, под серыми стенами собора, а рядом — только покрытые зеленым мхом старинные надгробия. В этой части кладбища, отведенной для таких вот студентов и преподавателей Абартона, бедных и всеми покинутых, давно уже никого не хоронили, а за могилами следили не тщательнее, чем за экспонатами в университетском музее. Здесь всякий быстро приходил к невеселой мысли, что Абартон понемногу разрушается, ветшает и умирает. Если так пойдет и дальше, люди начнут заглядываться в сторону значительно более прогрессивного Эньюэлса, не успевшего обрасти традициями и лоском, но и плесенью не поросшего.

— Доктор Льюис решил, что поторопился с выводами.

Теплое дыхание согрело шею, против своей воли Мэб покачнулась, но устояла. Не хватало еще приваливаться к Реджинальду Эншо у всех на глазах. Достаточно и того, что университетские сплетники стали обсуждать, как часто закоренелых врагов стали видеть вместе. Пару раз Мэб пыталась оправдаться, что все дело в совместной работе — они ведь компаньоны, но прикусывала язык. Так еще хуже. Если она начнет оправдываться, это лишь убедить людей в собственной правоте.

— С какими? — так же шепотом спросила Мэб, не сводя глаз с могильщиков, споро забрасывающих яму землей. У них не было ни малейшего трепета перед покойной, работали они быстро и уверенно, и только песни — вроде моряцкой шанти, ритмичной и бодрой — не хватало.

— Касательно пьютских ножей. Рисунок очень похож, но магический след слишком быстро рассеялся. На портрете его и вовсе не осталось, а с тела… — Реджинальд осекся.

— Продолжайте, — Мэб, пользуясь тем, насколько широка идущая мягкими складками профессорская мантия, нашарила руку Реджинальда и сжала.

Мужчина кашлянул раз-другой, словно пытался избавиться от застрявшего в горле кома.

— С тела они пропали за несколько часов. Льюис считает, что злоумышленники использовали артефакт.