Во имя Абартона

Увидев Эншо, крепко удерживающего за локоть юную, заплаканную студентку, Мэб удивилась. Предположения появились, одно хуже другого, особенно когда девушка начала вырываться. Эншо просто затолкнул ее в холл, шагнул следом и запер дверь. На язык так и просилось что-то язвительное, оскорбительное, даже грязное, но девчушка шмыгала носом, размазывала кулачком по лицу дешевую тушь, все платье у нее было в мелких листьях и лепестках жимолости, а на щеке красовалась царапина. Это смягчило сердце Мэб. Махнув рукой, она повела гостей за собой сквозь пустой холл, в котором гулко раздавались их шаги, через хранилище в свой кабинет.

— Чашки в шкафу. И передайте мне банку с ромашковым чаем.

Рука Эншо замерла над внушительной коллекцией чаев, которую Мэб держала на работе. Брови его поползли вверх, точно в чаях было что-то необычное.

— Черная, на ней нарисована ромашка.

— А что в банке с пасленом? — самым любезным тоном поинтересовался Эншо.

Мэб фыркнула, вскрыла банку и щедро засыпала в чайник заварку, тщательно отобранные чайные листья и лепестки ромашки, немного душистых трав. Такой чай хорошо пить с медом, но этого в кабинет Мэб не приносила, боясь запачкать экспонаты и бумаги.

— Вот, — наполнив кружку, она буквально втиснула ее в судорогой сведенные руки девушки. — А теперь, объясните пожалуйста, что случилось?

Студентка носом уткнулась в кружку, и разговорить ее, кажется, не представлялось возможным. Эншо, присев на край стола, разглядывал выставленные вдоль стен, заваленные книгами, бумагами и пакетами с неописанными артефактами шкафы.

— Профессор Эншо, раз уж вы пришли отвлекать меня от работы…

Девушка шмыгнула носом, но не произнесла ни слова.

— Видите ли, профессор Дерован… — Эншо прикусил губу. — Мисс Лили Шоу полагает, что она утратила магию.

— С чего бы это? — Мэб перевела взгляд на девушку. Та опустила голову еще ниже, вся дрожа. Постепенно до Мэб начало доходить, о чем идет речь. — О, Боже… Так, за мной.

Мэб схватила Эншо за локоть и потянула за собой в узкий коридор, оканчивающийся небольшой ротондой, пока пустующей. Здесь она планировала однажды выставить какой-нибудь большой, красивый и опасный артефакт, огородить его цепью и показывать издалека. Ее предшественник — профессор Мехью, вредный старичок, чьи руки пропахли махоркой — использовал это место, как курилку, и комнатка до сих пор хранила крепкий запах дешевого табака.

— Эта девочка…

Эншо кивнул.

— Да. Я нашел ее рыдающей, полностью убежденной, что утратив невинность, она утратила также и способность колдовать, и ее непременно отчислят.

— Боже, неужели кто-то еще в это верит? Ну, кроме моей мамы! — Мэб тряхнула головой. — Ладно, я-то тут при чем? Отправьте девушку к врачу, или к ректору, или…

Эншо сокрушенно и как-то неодобрительно покачал головой.

— Лили — сирота, она здесь учится благодаря королевской стипендии. Ее величество лично курирует программу, если вы не забыли.

Мэб негромко фыркнула. Такое забудешь. О своей программе помощи талантливым сиротам и беднякам королева Шарлотта разговаривала с каждым, у кого были уши. Мама ежегодно жертвовала «на богоугодное дело нашей драгоценной правительницы», улыбалась на каждом приеме, отпускала цветистые комплименты, а потом, возвратившись в имение, обзывала королеву расточительной дурой.

— Лили еще нет восемнадцати. Ее любовнику уже девятнадцать.

— Черт.

Эншо кивнул.

— Вот тут вы совершенно правы, леди Дерован. Когда все это вскроется, девушку ославят, парень приобретет сомнительную славу — он, полагаю, из тех, кого отчислять и судить не станут. А Университет получит скандал, который нам сейчас совершенно не нужен. Впрочем, меня-то это мало волнует. Меня беспокоит состояние Лили, которая свято убеждена, что ее будущее разрушено.

Мэб поморщилась. Она и сама не знала, что раздражает ее больше: глупость ли девчонки, поступок ее любовника, или то, что Эншо зачем-то притащил эту поруганную невинность сюда.

— Поговорите с ней, — в голосе Эншо вдруг появились мягкие просительные нотки. — Убедите, что не произошло ничего непоправимого. Во всяком случае, в вопросе магии.

Мэб вздохнула.

— Почему я? Пусть с ней поговорит Ненси Дарлинг! У нее больше опыта в беседах с нервными плачущими девушками. Я не выдержу и скорее всего наору на девочку.

— Именно поэтому. От сюсюканья пользы не будет. Лучше наорите. И объясните ей уже, что магию от такого не теряют.

Мэб раздраженно скрипнула зубами.

— Эншо! Вы меня вынуждаете…

— Леди Дерован, — рука, горячая и сухая, накрыла ее ладонь, и Мэб ощутила трепет. Она помнила прикосновения этой руки и против воли, это было приятное воспоминание. Эншо, кажется, тоже это понял, потому что быстро отстранился. — Пожалуйста. Она всего лишь глупый ребенок.

— Ваша взяла, — проворчала Мэб, отворачиваясь. — Я поговорю с ней. А вы убирайтесь, мужчины при таких разговорах не нужны.

— Спасибо, — лица Эншо Мэб не видела, но в голосе его звучала улыбка. — Если у вас получится, узнайте у нее имя любовника. А я попытаюсь разузнать что-нибудь у ее подруг. Я зайду попозже.

— Нет. У меня после четырех обед с Верне.