Во имя Абартона

Первым опомнился Реджинальд. Иногда Мэб завидовала его рациональному уму и умению действовать в любой ситуации уверенно и… правильно, что ли. Он отстранился, удерживая ее за плечи, тряхнул головой и с шумом выдохнул.

— Иди. Лили нужна твоя помощь.

— Да, — Мэб облизнула припухшие губы. — Да…

Пройдя полдюжины шагов, она обернулась через плечо. Реджинальд стоял, сунув руки в карманы — такое за ним обычно не водилось — и смотрел ей вслед. Кажется, в полумраке, разгоняемом неяркими фонарями, блестели его глаза. Мэб заставила себя отвернуться и, тверда печатая каждый шаг, пойти в больницу.

Лили ее присутствие не требовалось. Как сказал доктор Льюис, девушка спала под действием лекарств и специальных чар, и это было сейчас наилучшее решение. Она просыпалась днем, посетовала одна из медицинских сестер, и проплакала целый час. Потом снова заснула, но и сейчас лицо ее было мокрым от слез.

Мэб подтащила к постели кресло, сбросила туфли и забралась в него с ногами. Обхватив колени и устроив на них подбородок, как в детстве, она застыла, разглядывая скорчившуюся под одеялом фигурку. Бедная Лили Шоу, жертва собственной глупости. Если бы она не поддалась на уговоры того студента, не оказалась бы сейчас в таком положении. Если бы она назвала имя… Да нет, это бы едва ли что-то дало. Словам Лили сейчас мало кто верил.

Профессора, входящие в своеобразный совет — карательный, как метко определила Дженезе Оуэн, и отчего-то стала Мэб еще более неприятна — перешептывались между собой. Обострившийся слух Мэб улавливал обрывки их разговоров. Лили по мнению большинства все равно была повинна в своем падении. Само слово это — падение — звучало необычайно высокопарно, а оттого фальшиво, но это мало кого задевало. Это был факт. Лили Шоу сама виновата в своем падении, потому что поступила не так, как надлежит поступать девице ее положения. Зато, как встревал кто-то злоязыкий и неприятно осведомленный, девчонка действовала в точности, как ее шлюха-мать.

Мэб спустила ноги, подошвами ощутила холод пола, сквозняк, гуляющий по больничным коридорам.

— Леди Дерован, — шепотом позвал доктор Льюис, заглядывая в палату. — Вам постелят в соседней палате, если уж вы не хотите уходить.

Мэб покачала головой.

— Спасибо, я тут посижу.

Доктор шагнул в палату, бросил короткий взгляд на спящую Лили, а потом внимательно оглядел саму Мэб. Взгляд его вышел неодобрительным.

— Вы, леди Дерован, неважно выглядите. Никуда это не годится!

— Это все сессия, — соврала Мэб, которая в этом году уделяла экзаменам ничтожно мало времени и внимания.

— Это все ваше доброе сердце, — проворчал доктор. — Приятно видеть, что хотя бы кто-то в этом месте переживает за бедную мисс Шоу. Однако, если вы свалитесь с переутомлением, леди Дерован, то лишь прибавите мне работы. А ее и так хватает.

— Как там мальчики из Арии?

Льюис хмыкнул.

— Выписываются завтра. Их теперь будут украшать шрамы, но они, как известно, идут мужчинам.

— Особенно если подобрать подходящую историю, — хмыкнула ему в тон Мэб. — Не беспокойтесь, доктор, я поберегу себя. Готова пить самые противные ваши укрепляющие отвары, но с Лили все-таки посижу.

Льюис сдался и ушел, ворча себе под нос. Мэб снова подтянула колени к груди.

* * *

— Ваша компаньонка, Эншо, из всех моих знакомых второй несноснейший человек, — объявил доктор Льюис, стоило только переступить порог больницы.

— А кто первый? — спросил Реджинальд.

— О, я еще помню, как лечил в прошлом году ваш перелом, — раздраженно фыркнул доктор.

— Я поговорю с леди Мэб, — пообещал Реджинальд.

— Ну, удачи. Двадцать четвертая палата, — Льюис отчего-то неодобрительно покосился на скромный букетик ромашек, которые Реджинальд сорвал по дороге, и отправился в сопровождении студентов на обход.

Двадцать четвертая палата оказалась залита солнечным светом. Шторы были раздернуты, и золотое сияние затапливало комнату и нежило двух спящих красавиц. Одна, бледная и заплаканная, свернулась калачиком под одеялом, так что видно было лишь половину лица. Вторая скорчилась в кресле, обхватив колени и пристроив на них голову.

— Мэб, — тихо позвал Реджинальд.

Женщина вскинула голову. На щеке ее отпечатался след пуговицы, украшающей юбку. Реджинальд протянул руку и нежно провел по покрасневшей коже, стараясь разгладить этот след. Потом, поняв, что заходит слишком уж далеко, он отдернул руку и выдавил фальшивую улыбку.

— Доброе утро.

— Да, — сипло отозвалась Мэб. Спустив ноги на пол, она принялась шарить под креслом, пытаясь найти туфли, которые валялись в дальнем конце комнаты. Реджинальд поставил ромашки в вазу, потом поднял туфли и подал их Мэб.

— Ректор хочет, чтобы мы присутствовали сегодня на допросах.

— О Боже, — так же сипло воскликнула Мэб. С трудом выбравшись из кресла, в котором провела ночь, она плеснула себе в лицо водой из крана и попыталась кое-как распутать волосы. — А отказаться никак нельзя?