Во имя Чести и России

– Золотые слова! И что же говорит ваше чистое сердце?

– Что мне здесь не место… – сокрушенно призналась Глафира.

– Отчего же тогда вы не слушаете его? Или вы не верите Богу?

– Наверное, недостаточно верю… К тому же, как можно следовать судьбе, если ничего о ней не знаешь? Если бы хоть какой-то знак, чтобы я могла понять свой путь!

– Вот что, милое дитя, скажите, вы уверены, что не хотите быть монахиней?

– В этом я уверена…

– В таком случае я вам помогу.

– Вы? – Глафира недоверчиво окинула взглядом бедно одетого незнакомца.

– В Москве теперь живет Никита Васильевич Никольский, друг и ближайший сподвижник почившего Государя. Его милейшая супруга известна своей широкой благотворительностью. В частности, она устраивает достойные партии для бедных девиц-бесприданниц, которым всегда находится угол и дело в ее странноприимном доме. Я отвезу вас к ней, и, можете не сомневаться, судьба ваша будет устроена.

Глафира изумленно смотрела на старика:

– Вы хотите сказать, что знакомы с другом Государя?

– Да, и довольно неплохо, – чуть улыбнулся тот.

– Наверное, ночевали в их странноприимном доме?

– И это тоже, – подтвердил старик. – Но вы излишне любопытны, милое дитя.

– Так все говорят… – виновато вздохнула Глафира.

– Но вы тем не менее правы. Ехать куда-то с неведомым бродягой, наговорившим разных странностей, было бы неосторожно.

– Что же мне делать?

– Ничего. На днях почтенная Варвара Григорьевна Никольская сама навестит вашу обитель и побеседует с вами. Дальнейшее – дело ваше и ее, – старик поднялся. – А теперь позвольте откланяться. Я и без того пробыл здесь слишком долго и порядком продрог.

– Кто она вам? – тихо спросила Глафира, кивнув на могилу матери Марии.

– Спутница… – помолчав, проронил незнакомец. – Просто Спутница… Несколько лет назад ее путь разошелся с моим, и она запретила себя искать.

– А вы?

– Я не смел нарушить ее волю и не искал. Но, как видите, все-таки нашел…

– Сегодня 40 дней, как ее не стало…

– Значит, она позволила себя найти, – сказал старик.

Он еще несколько мгновений смотрел на крест, поклонился ему до земли, сняв шляпу и обнажив красивую голову с длинными, густыми, белыми, как снег волосами, затем приветливо кивнул Глафире и удалился, бросив на прощанье:

– Ждите визита знатной дамы! Верьте Богу и следуйте своей судьбе!

Старик исчез в сгущавшейся снежной заверти, словно призрак. Глафира протерла глаза – уж не наваждение ли все это было? Обернувшись к могиле матери Марии, с удивлением вздрогнула: на ней, в холодном снегу лежали две свежие алые розы, безжалостно заметаемые метелью…