Во имя Гуччи. Мемуары дочери

Первые несколько недель она работала с описями, инвентаризацией и установкой ценников в служебном помещении магазина – и делала это с удовольствием. Всякий раз, когда выдавалась возможность, она заглядывала в торговый зал и увлеченно наблюдала, как сливки общества собирались там под хрустальными люстрами: «Этот магазин привлекал таких интересных, элегантных людей, все они явно были богатыми, многие приходили из расположенных неподалеку посольств, были некоторые люди из киноиндустрии. Меня завораживало то, как они одевались, какие прекрасные ювелирные украшения носили».

Она незаметно для окружающих изучала и свойственный этим утонченным посетителям язык тела, а также позы и повадки обслуживающего персонала, готового с энтузиазмом расхваливать товары и предлагать покупателям любую необходимую им помощь. «Buongiorno, posso esserle d’aiuto?»[20] – вежливо спрашивали они, демонстрируя тот уровень этикета, на котором настаивала семья Гуччи еще со времен моего деда.

Пусть моя мать ни разу не слышала этого названия до того, как начала там работать, но она быстро пришла к пониманию, что это один из самых роскошных брендов во всей Италии: в двери магазина часто входили такие звезды, как Ава Гарднер, Джоан Кроуфорд, Керк Дуглас и Кларк Гейбл. Даже королева Англии была покупательницей GUCCI: будучи юной принцессой, она заглядывала во флорентийский магазин. Юную представительницу британского королевского семейства в сопровождении фрейлины обслуживал лично Гуччо Гуччи, и она якобы сказала ему: «В Лондоне нет ничего подобного!»

Вскоре пришла очередь моей матери занять место в торговом зале – событие, которого она ждала с таким же трепетом, с каким модель ждет своего первого выхода на подиум.

Хотя она поначалу делала ошибки, ее скромность и милая улыбка вскоре завоевали симпатию персонала и покупателей. Когда я смотрю на ее фотографии того времени, многое становится понятно: она была потрясающей девушкой, и ее присутствие, должно быть, вызывало немало волнений. Один иранский дипломат, по-видимому, проникся к ней такими нежными чувствами, что стал одним из завсегдатаев магазина и как-то раз признался, что у нее, с ее темными волосами и фарфоровой кожей, «облик персидской красавицы».

Возвращаясь домой, она говорила моей бабушке, что работа у Гуччи стала сбывшейся мечтой, и весело добавляла: «Я каждый день чувствую себя так, словно попала в сказку!» По мере того как росла ее уверенность в себе, она, подражая более опытным девушкам в торговом зале, начала вовлекать посетителей в разговоры.

Мой отец, которого она знала как «дотторе Гуччи», то появлялся, то исчезал – и всегда с головокружительной скоростью. Он работал как минимум шесть дней в неделю и летал по всему земному шару. Его рабочее расписание было невероятно напряженным. Папа не переставал трудиться даже в августе, когда, следуя давней итальянской традиции, большинство римлян уезжали из города, чтобы отдохнуть у моря или в более прохладном горном климате. Он оставался работать, жалуясь, что все остальные его соотечественники – fannulloni, то есть бездельники.

Плотно надвинув на голову мягкую фетровую шляпу, зажав под мышкой кожаный атташе-кейс, мой отец носился с места на место, но никогда не упускал возможности зорко отслеживать все детали, оказываясь в каком-либо из своих магазинов. В манере, которой я сама не раз была свидетельницей, он останавливался, чтобы поправить малейшую несимметричность или проверить, достаточно ли сверкает какая-нибудь глянцевая поверхность, заставляя своих работников трепетать от страха. Он то и дело терял терпение и взрывался, распекая какого-нибудь бедолагу из мелких служащих, который неряшливо оформил витрину или осмелился оставить на стекле отпечаток пальца.

– Вы что, ослепли? – кричал он. – Неужели вы ничему здесь не научились?

Мама рассказывала мне, что, пока возраст не смягчил его характера, порой отец бывал совершенно чудовищным типом: «Он был подобен землетрясению. Его голос гремел по всему магазину. Люди от страха из туфель выпрыгивали!» Она дивилась его вспышкам гнева, но вполне привыкла к такой манере общения благодаря собственному отцу, так что просто закусывала губу и лишь молилась о том, чтобы никогда не подвернуться ему под горячую руку.

Однако в тот момент, когда в двери появлялся потенциальный покупатель, все мгновенно менялось – словно в театре при открытии занавеса, – и мой отец снова становился воплощением очарования. Всегда готовый пообщаться с теми, кто ценил принципы, на которых стояли Гуччи, он, точно пастух, направлял их к своим новейшим творениям. И не оставлял у завороженных мужчин и женщин никаких сомнений – по крайней мере, на несколько мгновений, – в том, что они находятся в самом центре его мира.