В 12:40 Фольезе еще не появлялся. Он не придет. Надо будет позвонить ему днем, в «Коррьере». Когда ты журналист, время не постоянно, тебя могут перебросить куда угодно, из одного мгновения в другое, — немного похоже на то, как если б ты был полицейским. Он подумывал о том, чтоб позвонить Мауре. Ему не хотелось идти на Фатебенефрателли. Он хотел пообедать с ней, застичь врасплох эту завесу обескураженности, которая всегда приподнималась после очередного кризиса, эту виновную чистоту своей жены, погасший свет ее белой кожи, как будто еще какие-то следы кризиса прочно обосновались в этом угасании, в ране, которую сознание женщины — усталое, много перенесшее — никак не могло залечить, никак не могло забыть. Он увидел кабину. Пошел звонить.
Итало Фольезе
МИЛАН
28 ОКТЯБРЯ 1962 ГОДА
00:40
Оставшись один, в гостиной или в кухне, но особенно в ванной, перед зеркалом, Итало Фольезе строил рожи. Кривил рот, широко раскрывал его, высовывал язык до тех пор, пока боль в связках шеи не заставляла его перестать. Тогда он отклячивал зад и вытягивал шею, как черепаха. И он занимался этим всегда, каждое утро, каждый вечер перед отходом ко сну, пытался помешать ставням упрека распахнуться, впустить внутрь всю правду.
Только что звонил Давид Монторси. Была ночь, но он звонил. Едва вернувшись из Баскапе, он позвонил. Рассказал ему все о Маттеи. Сказал, что Маттеи убили. Фольезе спокойно положил на рычаг телефонную трубку.
Он улыбнулся. Ишмаэль велик.
Зажег плиту, поставил на тихий огонь кипятиться воду. Может, сделать себе отвар ромашки? Его жена ушла полтора года назад. У него были свои грехи, у Фольезе, как у всех. Не только непонимание по мелочам, безобразные выходки и замятые конфликты. Не только неисчерпаемый и столь же банальный ток бездеятельных дней, поглощаемых без оглядки на существование всех остальных, кроме самого себя. Наибольшей непристойностью было вот что. Ему было больно думать о своей жене.
Ишмаэль велик.
Вода потихоньку кипела. Ему не хотелось поворачиваться, видеть бледный круг конфорки, серо-зеленую поверхность стола, пластик, сделанный под дерево.
Он снова подумал о Монторси. Который смотрит и не видит: Ишмаэль у него перед глазами, в своей прозрачной сложности, а Монторси даже не подозревает, до какой степени утонченные, каверзные события развивались с самого первого его появления здесь, в Италии. Здесь, в Италии — в Милане… Фольезе улыбнулся, подумав о том, какую заботливость Монторси проявил в отношении его безопасности: забрать досье из «Джорно», чтобы избежать риска, — теперь, когда Маттеи мертв. Он улыбался. Бедный кусок дерьма, этот Монторси… Но он скоро поймет. Так или иначе Ишмаэль заставит его понять.
Ишмаэль велик.
Когда Монторси собственной персоной явился в «Коррьере» с этим расследованием о Джуриати, Фольезе похолодел. В тот самый день Ишмаэль поместил этот символ — ребенка — на Джуриати. Ритуалы Ишмаэля: барочное совершенство. Символ знаменовал начало времени Ишмаэля, которое открывалось убийством Энрико Маттеи, Хозяина Италии. И всего через несколько часов после обнаружения ребенка этот Монторси приходит в «Коррьере», чтобы вести свое расследование по поводу плиты с Джуриати. Он уже додумался, этот Монторси, до связи между плитой и Маттеи. Фольезе на мгновение охватила паника. Он оставил Монторси дожидаться результатов поисков, извинился, поднялся к телефонным кабинкам у входа в «Коррьере» и позвонил. Он позвонил своим связным с Ишмаэлем. Ему велели сохранять спокойствие. Сказали, что нет никаких проблем. Направить молодого полицейского по верному пути. Намекнуть ему, ничего не раскрывая. Фольезе не понимал, но послушался. Он рассказал Монторси о досье, которое Ишмаэль велел ему написать и отправить Маттеи. Разрозненные элементы, которые могли дать контуры
Ишмаэль велик.
Фольезе задумался о том, как Ишмаэль набирает своих сторонников. Когда он вошел в круг верных Ишмаэля, Ишмаэль дал ему смысл, цель. Ишмаэль велик. За короткий срок Ишмаэль в конце концов станет фигурой повсюду. Время играет на стороне Ишмаэля.
Он вернулся в гостиную, залюбовался на мгновение желтоватым чугуном батареи под подоконником. Потом подошел к окну. Было холодно. Все еще шел дождь. Несколько часов назад Ишмаэль начал действовать. Он только что убрал с планеты Энрико Маттеи, Хозяина Италии.
Он обернулся. Печатная машинка стояла в центре эллипса света, отбрасываемого настольной лампой, на зеленой ткани. Он сел. Принялся писать. Люди Ишмаэля хотели получить отчет о том, как восприняли смерть Маттеи в редакции. Заключительную часть отчета он посвятил Монторси. Его попросили подвести Монторси к Ишмаэлю. Кое-что открыть, позволить догадаться, поставить на верный путь. А потом быть в курсе происходящего с ним.
И часа не прошло, как отчет был готов.