Во имя Ишмаэля

Но он его упустил. И больше уже не мог найти: торопливо, но аккуратно спустившись по лестнице, он посмотрел направо, налево и снова пустился бежать — до билетной кассы, но Старика уже не было. Американец огляделся вокруг, стараясь не привлекать к себе внимания. Потом сбоку от станционного киоска с опущенными ставнями он увидел изумрудно-зеленую корзину для мусора. Из нее торчал скомканный мокрый плащ. Американец быстрыми шагами подошел к корзине и извлек плащ из груды мусора: да, это был тот, что принадлежат Старику. Неужели Старик заметил, что за ним следят? Карманы были пусты. Он растерянно огляделся. От поездов валили толпы народу. Два волосатых контролера с синеватой кожей смеялись и болтали между собой на балюстраде. Худощавый парнишка продавал билеты. По ту сторону от турникетов начинался темный туннель, откликавшийся эхом на гулкий скрип автоматических дверей. Американец выругался про себя. Проглотил слюну, запихнул сверток обратно в корзину, обогнул киоск и снова вышел в темноту, под дождь.

Он не мог разглядеть в густой толпе, выходящей из поездов, в глубине перехода, ведущего к платформам, силуэт стоявшего спиной к свету Старика, который за ним наблюдал.

Инспектор Давид Монторси МИЛАН 27 ОКТЯБРЯ 1962 11:10

Мир обязан своим происхождением нарушению закона.

Евангелие от Филиппа

Давид Монторси хлопнул дверью кабинета, злой и страшно уставший. В этом расследовании по делу ребенка ему никого не дали в помощники: все были заняты. Вероятно, что-то случилось наверху, потому что на пятом этаже Фатебенефрателли стали чаще появляться агенты спецслужб. Ему, конечно, ничего не говорили. Он считался салагой. Ему еще не было и тридцати. Достаточно уже того, что он служит в отделе расследований. Он просил помощника для проведения оперативной работы, но даже и представить себе не мог, что они рассмотрят такую возможность — выделить ему кого-нибудь. Агенты спецслужб входили и выходили из кабинета шефа. В коридоре слонялись кучки людей, которых никто никогда не видел. Все они молчали и уклонялись от разговоров… Монторси, пошатываясь, вернулся в кабинет, он казался пьяным. В глубине сознания пульсировал застывший образ маленькой белой руки ребенка.

Он не знал, с чего начать. У него голова шла кругом от этого навязчивого образа мертвой детской ручки.

«Кто мог совершить подобное?» — спрашивал он себя и ощущал собственные слова как черный, блестящий, непроницаемый базальтовый шар.

Утомленный бессилием, он сел, закинул руки за голову, положил ноги на стол и посмотрел в окно. Лил тяжелый отвесный дождь. При взгляде из комнаты, сквозь пелену теплого воздуха, поднимающегося от батареи, толща дождя тоже казалась горячей, однако на улице стоял ледяной холод. Итак, было три отправные точки: труп ребенка со следами дикого насилия, приведшего к его смерти; место обнаружения — на стадионе Джуриати, под мемориальной плитой в честь партизан; тот факт, что ему никого не выделили для этого расследования, ни одного сотрудника в помощь. В голове у него царил то порядок, то хаос, разум дробил мысли на части, пытаясь проанализировать последовательный ряд образов, — так же действовал патологоанатом при вскрытии грудной клетки ребенка на столе отдела судебной медицины. Он попробовал успокоиться. У него не вышло.