Во имя Камелота (СИ)

Ночь накануне Белтайна, казалось, была особенно темной. Даже яркая россыпь звезд, которую обычно можно было наблюдать над Камелотом, изрядно поредела. Трина ворочалась в кровати, слушая шелест листвы в саду, который доносился сквозь раскрытое окно. Ветер усиливался, с каждой минутой нарастая, и скоро тихий шепот листьев превратился практически в рев.

В тишине и темноте спальни Трине начинало казаться, что деревья кричат ей о чем-то, что лес, расположенный у замка, взывает к ней. Хотя, конечно, это было лишь воображение, на которое накладывали отпечаток печаль и тревога.

Через два дня ей предстоит отправиться в путь. В путешествие по королевству, которое может занять многие месяцы. Месяцы, которые могут стереть ее ковен с лица земли.

Чтобы рассеять тьму мыслей, Трина потянулась к свече, стоящей у кровати на тумбочке, и зажгла. Затем перевернулась в кровати, кулаком ударяя по подушке со всей злостью и отчаянием, что скопились в душе.

Два дня. У нее есть всего два дня, чтобы осуществить задуманное или навсегда покинуть Камелот, так и не выполнив своей миссии.

Бабушка смотрела на нее своими глубокими строгими глазами, качая головой и нависая ястребом.

«Ах, девочка, что же ты наделала», — вздохнула она. Ее руки были скрещены на груди, на лбу залегла морщина. Вот-вот да и топнет ногой от досады или погрозит пальцем.

Трина сжалась, хныча. Ей не нравилось, когда бабушка сердилась. Это значило, что Трина была плохой, недостойной внучкой одной из сильнейших Верховных ковена.

«Ты всегда слишком торопилась, дитя, — тон бабушки внезапно смягчился, а во взгляде искрой отразилась нежность. Такая редкая, такая ценная. И еще что-то, похожее на сочувствие. — Но теперь действительно стоило бы. Покажи ему. Покажи ему с…»

Бабушка осеклась, смотря куда-то в сторону. Раздался громкий хлопок, и она пропала. Рассеялась в воздухе, оставив маленькую Трину одну посреди пустого родного дома, стены которого начали рушиться.

Трина вскочила, садясь на кровати и чувствуя, как капли холодного пота стекают по лбу и щекам. Или это были слезы? Громкий всхлип слетел с губ, развеяв сомнения: она плакала.

Едва она осознала это, как дверь в комнату сотряслась. Кто-то настойчиво ломился внутрь. Совершенно беспардонно и грубо.

Трина спустилась на пол, оглядывая комнату на предмет чего-то, похожего на оружие для защиты. Канделябр? Банальный, но классический вариант, который вполне сгодится, раз уж нельзя использовать магию.

Стук усилился.

— Трина! — гремел знакомый голос. — Трина, ты в порядке?!

Гавейн. Какого черта?

Начиная злиться, она швырнула едва взятый канделябр на кресло и зашагала к двери.

— Какого черта ты себе позволяешь? — повторила мысли вслух, открывая щеколду и с силой отворяя дверь. Совсем не в духе леди, но ей было плевать. Она все еще была испугана — и сном, и тем, что кто-то ломился к ней среди ночи.

Гавейну, видимо, тоже было плевать, поскольку он ураганом ворвался в комнату, сжимая меч в руках. Он был в одних сапогах и штанах, точно наспех зашнурованных, и Трина получила возможность впервые разглядеть его голый торс.

Впечатляюще. Твердые четкие мышцы, крепкое тело, сильные руки…

— Что происходит? — спросила уже более спокойно, одергивая себя. Огонь злости внутри сменился жаром смущения.

Оглядев все углы спальни и убедившись, что никого нет, Гавейн опустил меч и, наконец, обратил внимание на нее.

— Это я хотел спросить у тебя, — он дышал учащенно, словно совершил пробежку из леса. — Ты кричала.

Что?

— Что?

— Ты кричала. Громко. Я подумал, что шпионы Морганы узнали о тебе и проникли в замок, чтобы убить.

В другое время она не преминула бы уколоть его тем, что он очень плохо выполняет свою работу, раз боится вражеских рейдов по ночам, но сейчас Трина замялась. Смущение стало сильнее, но теперь уже по совершенно другой причине. Она что, кричала во сне, как маленькая девочка? Еще и расплакалась…

— Я… Мне приснился кошмар, — нехотя, признала, чувствуя, как краснеют щеки.

Однако Гавейн, вопреки ожиданиям, не стал над ней издеваться и не ушел с презрением, как это делал отец.

— Понимаю, — произнес серьезно и, немного помолчав, добавил, — хочешь, чтобы я побыл с тобой?