Во имя любви

Семирядин снова откашлялся и, подхватив один из пустующих стульев, придвинул его поближе к креслу Ивана. Сел.

— Ваша пенсия будет совсем не смешной, а серьезной. — Андрей многозначительно покачал головой. — Весьма.

— Но я же не старый, — упорствовал Кирсанов. — И мама не старая.

— Да, ты молод, — согласился Андрей Матвеевич и грустно добавил к уже сказанному: — К сожалению, слишком молод.

Иван развел руками.

— Поэтому никакой пенсии и не надо, — гордо и величественно отказался он с таким видом, будто только сейчас принял это окончательное и бесповоротное решение. — Мне сейчас объяснили. Да я и сам знаю… Нашей семье принадлежит больше третьей части всего, что есть в «Империи». И я — наследник.

— Кто тебе это сказал? — Семирядин занервничал. Даже его правое веко едва заметно задергалось.

— Вон, Федечка стоит… — Кирсанов указал на своего друга, все еще скромно отиравшегося в тени своего отца, и Андрей Матвеевич машинально обернулся. — Сегодня есть я и мама. А потом у меня родятся дети, потом внуки. Вы им тоже будете давать пенсию? Но вдруг вы умрете к тому времени… — Иван пожал плечами. — Все ведь умирают. Что тогда?

Андрей Матвеевич уже начинал покусывать нижнюю губу. Сейчас ему больше всего хотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда и выпить. Но внимание всех присутствующих сконцентрировалось именно на нем. Даже улизнуть незаметно не получится.

— Твой друг Федечка не слишком в курсе дел… — начал было он, но его перебила Ангелина. Не выдержав, она поднялась на ноги, и Семирядин облегченно вздохнул. Вот пусть эта стерва и отдувается теперь.

— У нас нет лишних минут для этих заигрываний балаганных и сюсюканья! — жестко провозгласила госпожа Виннер и, развернувшись лицом к Лавру и его компании, почти официально проинформировала незваных гостей: — Если отбросить личное имущество Кирсановых, при отсутствии завещания не может быть и речи ни о каких наследственных половинах и иных долях в капиталах «Империи»!

Лавриков понял, что настала и его пора. Древнегреческая трагедия дошла до того кульминационного момента, когда появляется «божество из машины».

— А кто вам сказал, добрая женщина, что завещание отсутствует? — негромко, но с нажимом произнес он.

— Я вам говорю!

Лавр улыбнулся:

— Но вы не есть истина в последней инстанции…

Теперь уже объектами всеобщего внимания стали эти двое. Федор Павлович и Ангелина. Взоры присутствующих обратились в их сторону, и директора филиалов ловили каждое произнесенное слово. Почти все они были уверены, что именно сегодня, сейчас все и прояснится. Встанет на свои места, так сказать.

— Поэтому я уверяю вас, — продолжил Лавриков, — что завещание не отсутствует, а присутствует. И содержание его вполне однозначно, в нем нечего трактовать или подвергать сомнению, что подтвердит любая судебная инстанция — от микрорайонной до самой верховной.

— Вы можете предъявить и огласить его? — с ироничной улыбкой осведомилась Ангелина, предварительно оглянувшись на Семирядина, но не поймав его глаз.

Теперь уже вперед шагнул Федечка. Гости будто передавали друг другу эстафету. Один оратор сменял другого, что своего рода тоже было грамотной тактикой. Смена оппонентов в споре причиняла дополнительный дискомфорт.

— Я могу огласить, — заявил молодой человек. — Пожалуйста, вот копия… — С этими словами он выбросил вперед правую руку, в которой были зажаты несколько листов бумаги.

Ангелина презрительно скривилась.

— Копии подобного рода документов не имеют силы, — ехидно заявила она. — Знать надо бы, юноша.

Но госпожу Виннер ожидал новый удар судьбы.

— Копия снята часа два тому назад с оригинала, оформленного в полном соответствии с текущим законодательством России, — сухо отчеканил Федечка. — Оригинал, если потребуется, будет предъявлен в суде.

— Блеф! — Женщина вздрогнула, как от звонкой пощечины.

— Мне читать или своими словами можно?

— Читай! — раздались нестройные возгласы от стола заседаний. — Давай, парень, основные пункты!..

Федечка открыл было рот, но Ангелина требовательно вскинула руку, останавливая процесс оглашения завещания. Она лихорадочно искала выход из сложившегося неприятного положения, но не находила. Госпоже Виннер требовался тайм-аут, а его в такой ситуации получить было делом крайне сложным. Если не сказать — невозможным. Она хваталась за несуществующую соломинку.

— Стоп!.. Кто вы такие, собственно, чтобы вмешиваться в ход закрытого собрания акционеров?

— Свита принца, мадам! — Санчо капитально вжился в свою роль.

Ангелина уткнулась взором в его гордо выкаченную колесом грудь.

— Я вижу клоунов, — грубо бросила она.

Смутить Лаврикова подобным незначительным уколом было невозможно. Он даже не выказал признаков неудовольствия. Вроде как не отрицал обидных слов женщины.