Во имя Мати, Дочи и Святой души

– Значит, знала, сладкая Свами. Грех мой вольный и невольный, поучи любовно, – согнулась сестра Эмилия перед очевидностью доводов Свами.

– Вот и искупай. Спасай дочь свою. Натяни меж вами пуповину духовную. Она же твоя единственная, твоя Еленовна по мирскому имени твоему.

– Моя… единственная… – своевременно заплакала сестра Эмилия. – Как вернется домой, я ночами буду на коленях перед ее дверью стоять.

– «Как вернется». Как вернется, вокруг нее твой профессор безбожий будет кружить. Ограждать внушением своим дьявольским, тащить в ад когтями компьютерными! Ты ее из лагеря приведи.

– Скрыл он ее! Скрыл от родной матери! Не знаю я, где лагерь этот божемерзкий! Совращают там детей ересью математической, а милиция разрешает. Как будто закона нет, чтобы невинных детей не совращать!

– Найти надо, если хочешь себе и ей спасение вымолить у Госпожи Божи.

– Так как же найти?!

– Моли Её-Их, может, и вразумит тебя. Если будет на то милость Её-Их.

Григорий понял, что аудиенция окончена и выволок сестру Эмилию, приподняв за подмышки.

– А профессор не проговорился, где эта девчонка прячется? – переменив тон, деловито спросила Свами.

– Нет, – пожал плечами Витёк.

– Наверное, не так много лагерей, где математической ересью старших школьников соблазняют, – заметил Григорий.

– Правильно, брат Гриша! Не может быть много, когда кругом одни дураки родятся! Не трудно и разузнать адресок или два!

Госпожа Божа могла бы и напрямую внушить, если Свами в таком у Нее-Них доверии, дерзновенно подумала Клава. И взглянула косо на Свами: прочитала ли дерзкую мысль покорной сестры Калерии?! Свами не прочитала. Она думала о своем.

– Тачанку, значит, просишь, брат Витя? Надо нам на тачанку пересесть, пора. Чего ты хочешь: «ланчию» асфальтом скользящую или всепроезжий «джип»?

– «Джип». Он к бэтэешке ближе, к кормилице нашей. Мы на бэтэешке корову живую увезли однажды. Духи стреляют вслед, а на ней как шкура вторая – легкая броня. Довезли, неделю молочко пили. По песне: «Хорошо тому живется, кто с молочницей живет…» А потом все равно зарезали. Возни с живой много.

– Вот и девочку на «джипе» привезешь. Ей же интересно с папиным знакомым прокатиться будет.

– Привезу. Как телку. Только азимут дай.

Клава посмотрела удивленно: с чего это он покорный такой?

30

Григорий, оценив минуту, поцеловал Свами ручку и вышел, дав знак остальным. Но Свами положила ладонь на голову Клаве.

– Останься, сестричка.

Клава от страха захотела убежать для облегчения. Неужели всё Свами поняла, все мысли грешные прочитала?!

Свами уселась в кресле широко. Притянула Клаву.

– Устала я от их дурости, сестричка. Витя – смелый брат, когда чего простое сделать. Но не понимает. Такое красивое дело испортил. И брат Гриша просветлен не больше. Госпожа Божа отказала мужикам в уме. Вот еще знак, что грядет перемена чисел. Кол мужской сменит Двоечка женская извилистая. О чем ты думаешь, сестричка? Раскройся. Секретов в нашем Сестричестве нет.

Даже в страхе Клава чуть не выпалила: ты ведь и сама насквозь мысли читаешь как газету развернутую.

Но заговорила, страшась солгать перед всеведением Свами, и все-таки рискуя – уклончиво:

– Я сегодня думала, сладкая Свами. Когда профессор хвастался про свою дочку неразумную, как она жене его, матери, значит, не верит и смеется. Я сегодня думала: может быть, дочка-неверка легче бы мне поверила, чем сестре Эмилии, своей маме? Ну конечно, если бы Госпожа Божа помогла, – пояснила Клава поспешно. – Потому что в классе тоже все передают – про жвачку или где дискотека с немецким лазером классная. Кто какие колеса катает. Друг другу передают – и верят с полуслова. Подруга подруге то есть. А у матери кто же об этом спросит?! Мы старше десятого класса уже никому не верим. И я не верила, пока не спасла ты меня, сладкая Свами, – снова аккуратно оговорилась Клава. – Я думала, что вот сестра Соня, она так замечательно слово несла, когда мы на Невский шум ходили. Тогда мы и Эмилии этой, и Витьку слово заронили. Сестра Соня так замечательно говорит, что мне никогда не научиться, если только Госпожа Божа уж очень-очень захочет. Но она говорит долго. А я подумала: если прийти на дискотеку или на рок, когда целый спортзал балдеет, и попасть в ритм. И тогда вместо беснований дьявольских, все вместе Госпоже Боже хвалу прокричат. Если попасть в ритм. А мне Госпожа Божа иногда по милости рифмы внушает. Вроде как рэйв. Теперь самый кайф от рэйва балдеть. Кайфовей, чем от рэпа. Может, и грешные слова, но другими ведь не скажешь.

Свами молчала.

– Я не знаю, сладкая Свами, может, это соблазн такой и грех гордыни. Но я же тебе всё-всё говорю, как перед Госпожой Божей. Всё-всё-всёшеньки! – перестраховалась Клава, пугаясь долгой паузы.

И дочерне присосалась к соскам воплощенной Мати Божи. Сперва к левому, потом к правому.

– Да-а… Да-а… Вразумила тебя Госпожа Божа, сестричка Калерочка. Только как же их собрать ради тебя?!

Ни одной опасной мысли Свами не прочитала! Закрыла ей глаза духовные Гспожа Божа!!