Во имя славы. Книга первая

Перед входом в храм стояли три связки копий. В каждой по два копья воткнули в землю, а поперёк, на высоте в пол-локтя, привязали третьи. Через эти препятствия пустят священного коня, который должен будет перешагнуть каждое сначала правой ногой. Если хотя бы раз ступит левой — войне не бывать.

Годолюб вывел из прихрамовых конюшен, — по виду лучше иного дома, — белого стройного жеребца. От чистоты, пышной гривы, выученной грации казалось, что он сияет и вот-вот ускачет ввысь. А богатство сбруи, украшенной серебром и золотом, заставляло

Собравшиеся жупаны перешёптывались. Воля богов не всегда совпадала с их желаниями, поэтому многие пытались повлиять на их решения собственными дарами, в обход княжеского.

Руяне были воинственным народом. Возможно одним из самых жестоких. Но среди них многие находили выгоду не столько в набегах и грабежах, сколько в торговых путях, налаживании связей. И ежегодным походам предпочитали долгие, опасные путешествия караванов, где от количества друзей и полученных сведений зависел успех.

Конечно, принимал такие подарки Годолюб. Кто как не главный жрец может донести до Святовита нужные просьбы. Тем более, что священный конь, посредством которого бог указывал волю, находился на полном попечении главного жреца.

Все затаили дыхание, когда жеребец остановился у копья, фыркнул, недовольно повертел головой. А затем всё-таки шагнул через правую ногу под взволнованные вздохи дружины.

Дражко наблюдал, стиснув зубы. Жеребец остановился, снова фыркнул, чуть не повёл в сторону кобылицы возле гончарной лавки, но Годолюб направил его дальше.

Левое копыто уже оторвалось от земли, заставив гридней содрогнуться, но вдруг шлёпнулось обратно, и конь снова перешагнул древко правой ногой.

— Давай, давай… — Кажется, Дражко не моргал. Боги издевались, оттягивали ответ. Сами или волей жреца — неважно.

Все затаили дыхание. Только Трувор спокойно стоял, оперевшись о столб, будто уже знал исход обряда. Даже Буревой нервно постукивал пальцами по плечу, а Ратмир массировал подбородок.

Наконец последнее препятствие. Годолюб осторожно потянул поводья, жеребец нехотя, всё ещё поглядывая на кобылицу, приблизился к древку…

Левое копыто переступило через копьё.

━─━────༺༻────━─━

Над Ругардом опустился полумрак. Тучи закрыли солнце, дождь заливал улицы, превращая их в труднопроходимые ручьи. По такому случаю даже строгая Мила позволила всем отдохнуть, да сама отправилась спать — в пасмурную погоду у неё, бывало, тяжелела голова.

Живко сидел на крыльце, наблюдал за потоком воды, бегущим по извилистым впадинам к берегу, где растворялся в дрожащей поверхности реки.

Пахло травой, навозом и сырым деревом. Шум немного заглушал собственные мысли, однако не мог сбросить тяжесть в груди.

Он поговорил с Инги с глазу на глаз. Удалось выцепить её, пока девушка стирала одежду на причале.

— Да, это был Олаф, — призналась она. — Он обещал забрать меня отсюда.

— Зачем тебе это?! — искренне не понимал Живко. — Дражко тебя защитит от любых бед!

— Не от любых. От своей матери он меня не спасёт.

Инги была будто сама не своя. Робкая, скромная данка, с щенячьими глазами наблюдавшая за всеми вокруг, теперь говорила уверенно, холодно. Неужели раньше это скрывалось за маской напуганной бедняжки? На людях она оставалась всё такой же тихой и неприметной, но наедине вдруг сама начала пугать. И чем-то походила на Милу.

— Да он за тебя!.. — не сдавался мальчишка, но Инги резко прервала его:

— Нет!

Затем, остыв, смягчилась и уже с теплотой, с мольбой в голосе сказала:

— Живко, я не могу остаться. Дражко наиграется. Его женят на дочери местного ярла, я стану наложницей. А затем он забудет про меня вовсе. Если только Мила не решит закончить всё раньше. И что тогда?

— Я тоже не дам тебя в обиду! — насупился Живко.

Инги улыбнулась, протянула мокрую руку и ласково потрепала лохматые волосы.

— Я должна сбежать. Так будет лучше для Дражко. Что случится, если он пойдёт против рода? Если ослушается волю отца… Помоги мне избавить его от ноши. Прошу тебя.

Инги не стала объяснять мальчишке про брата, про ненависть к убийцам близких и друзей, которая терзала душу, словно кровоточащая рана. Знала — не поймёт. Даже если сам лишь недавно выбрался из клетки.

Но Живко боготворил Дражко и был готов ради него на всё. Стоит убедить, что побег ему лишь на пользу, и мальчишка поможет осуществить задуманное.

Поэтому Инги решила обратить главную опасность себе в помощники.

— Дай мне покинуть Руян. Освободи Дражко. Он может совершить ошибку, о которой будет жалеть всю оставшуюся жизнь. Ты же не хочешь этого, Живко?

Прогремела гроза. Лошади в конюшне заволновались, но один жеребец заржал, будто взывая к небу. Гром — любимец Дражко, — не боялся суровой погоды. Скорее находил в ней себя.

Инги не доверяли. Мила не спускала с неё глаз, Радислава постоянно вертелась неподалёку, желая защитить, хотя сейчас лишь мешала приготовиться к побегу. А вот за Живко никто особо не следил. Скорее наоборот. Своим рвением он заставлял бурчать даже молчаливого Арна, самого старшего челядина Буревоя.