Во имя славы. Книга первая

— Ослушание богов может навести на нас беду. — На возражение Вислав отвечал сразу всем старшинам: — Когда придут болезни или голод, виновных жалеть не станет никто.

Жупаны переговаривались, перешёптывались. Большинство соглашалось с князем, оставшиеся едва сдерживались, чтобы не оттягать за ухо бедокуров из своего рода.

Дражко почувствовал, как пошатнулась уверенность последователей. Даже ближники не скрывали волнение. Что уж говорить, он сам не ожидал такого поворота!

Но отступать уже некуда. Хотел ли Вислав это или нет, он собственными руками отрезал путь к применению.

— Дражко… — Веремуд был из тех, кто с готовностью принял последствия. Однако за юнца, которого сам обучал ставить парус, беспокоился не на шутку.

Но тот выступил вперёд.

— Что ж… Твоя воля, князь.

А затем развернулся и пошагал прочь.

Первым за ним пустился Векша. Ему такой расклад пришёлся по душе, потому как безоглядная увлечённость воеводы пленницей вызывала серьёзные вопросы.

Удо спохватился чуть позже, за ним Деян, Цедраг и Витцан. Большак замыкал их, но только по природной нерасторопности и любопытству — на совет знатных людей он попал впервые. И сделал вывод, что это мало чем отличалось от собраний деревенских старшин.

«Только рожи пошире», — с некоторым разочарованием пронеслось в голове.

За ними последовали не все. Кое-кого чуть не за шиворот уволокли отцы или дядьки, кто-то остался сам. Но почти двадцать человек всё же не отказались от задуманного.

Буревой бессильно наблюдал, как удаляется сын. Впервые в жизни он чувствовал себя беспомощным, не мог собраться с мыслями. Лишь одна из них была ясна: Дражко не остановить.

Он мог бы кричать, ругаться отходить розгами, но отчётливо понимал — бесполезно.

Мила тоже увидит это. Сначала рассвирепеет, будет рвать и метать. Затем начнёт рыдать. После — седмицу горевать так, что от своенравной, острой на язык женщины останется лишь молчаливая тень. Но затем придёт в себя, взбодрится и продолжит наводить порядки на ближайшие вёрсты. Такова её бабья доля.

— Ты как? — Висмар положил руку на плечо. Он больше удивился состоянию друга, чем жестокому указу Вислава.

— Ничего, ничего… — вздохнул Буревой. — Пойдём.

Его бремя — отцовское. Ему не положено горячиться и плакаться, как бы не хотелось. Придётся стойко встречать превратности судьбы, держа звенящую печаль при себе.

━─━────༺༻────━─━

Прощались спешно. Сердце щемило от слёз матушки, поэтому Дражко старался поскорее отплыть. Сначала пожурив, она, поджав губы, собрала всё самое лучшее и снарядила сына не хуже настоящего князя.

Ратмир ходил хмурый. Он бы и сам хотел отправиться в Стариград, но старшему брату не позволена та беспечность, что прощается младшему. Да и бросить жену с малолетним сыном никак нельзя. Радислава всё пыталась успокоить Шумилу — племянник чувствовал общее настроение и ревел за всех, кто не мог себе этого позволить на людях.

Буревой вышел провожать уже когда телеги были готовы к отправке. Немалых усилий стоило ему держаться как подобает благородному жупану. Для себя он решил: только сойдёт снег, и «Копьё» отправится на помощь сыну. А там уж ни Вислав, ни сам Святовит не заставит его пренебречь отцовским долгом.

До порта он молчал.

В Ральсвике к гридням из Ругарда присоединились воины со всего Руяна, даже с Арконы, поэтому они заняли все скамьи, несмотря на указ князя, объявленный по каждому селению острова. Правда, не все ругардцы в итоге явились к отправке. Цедраг и Витцан остались дома — не смогли оставить род, где доживал последние годы старик-отец, а мать, многочисленные сёстры и невесты пропали бы без защитников.

Когда ладья была готова к отплытию, и настало время прощаться, Мила, Ратмир и Радислава принялись обниматься, говорить напутствия, шутить, пытаясь развеять грусть. Ясон вручил Миле суму с целебными травами — он отправлялся с Дражко. Где ещё медику оттачивать ремесло, как не на войне? А Живко так и не показался. Дражко искал, звал, но мальчишки не было. Может, обиделся, что его бросают?…

Подошёл Буревой.

Отец встал напротив, отмерил пристальным взглядом. Дражко видел, как увлажнились его глаза, но не сказал ни слова — сам стонал в глубине души.

Затем они крепко обнялись. Крепко и долго, чего не делали слишком давно. Будто пытались наверстать упущенное за оставшиеся крохи времени.

— Сражайся, сынок, — прохрипел Буревой, сжимая плечи. — Я знаю, ты не посрамишь честь рода. Но прошу, будь осторожен…

— Да, пап. — Дражко шмыгнул носом. — Не волнуйся, не пропаду. Ты меня хорошо обучил.

Откашлявшись, чтобы прочистить горло, Буревой отпрянул.

— Давай. Иди, твоя дружина ждёт. — И взглянул на Веремуда, стоящего на корме. — Побереги его.

— Обязательно, батько, — кивнул тот.

Дражко прыгнул на борт, выхватил топор, обрубил концы и скомандовал:

— Отходим!

«Лебедь» отправился на войну.

Глава 25. Враг близко

Руян остался позади. С кормы виднелась только тонкая полоса земли на горизонте. Тоску понемногу выдувал ветер, гнавший ладью прочь.