Комары повадились кусать меня в шею. Я накинул капюшон плаща и завязал его потуже. Помимо насекомых, я и сам себя доконал.
– Прости, Рут, правда. Я это все не со зла. Ошибся. Хотел как лучше.
Рут помахал ладонью:
– Кому, себе?
– Не только, – я посмотрел на пятно на рукаве. Так и не отмыл, зараза. – Еще тебе, Сьюзан…
Возможно, лучшее, что я мог для них сделать – вовсе не попадаться на глаза. Или проиграть Беляку.
– О, в следующий раз как надумаешь доброе дельце, уж поинтересуйся, как мне с этим будет, лады?
Рут, казалось, злился все меньше. Оставалось только согласиться. Я заслуживал совсем других слов. Худших.
Я снова оглянулся на залив. Где-то там несло топленым жиром, левкоем, большими неприятностями. Чертовы башни, по которым я уже скучал.
Я совершенно не умел прощаться.
***
Камни хрустели под копытами, чавкала сырая грязь. Возле лица зудели кровопийцы. И, похоже, все только начиналось. Новая жизнь попыталась принять меня в объятия, да уронила на первых шагах.
Рут перебил жужжание насекомых:
– Слышишь?
Я напрягся. Обернулся назад, ожидая погони. Положил руку на керчетту и спросил:
– Нас что, уже нагнали?..
– Да нет же, – примирительно помахал он рукой. – Река шумит, река. Смолка, или ее приток. Не помню…
Я шумно выдохнул и продолжил другую войну – с чертовой сонливостью и комарьем.
– Не трясись, сдюжим, – Рут будто и вовсе не страдал от похмелья.
Воснийское пьянство казалось мне загадкой не меньшей, чем два солнца. Казалось, мы с приятелем еле ползем. Будто так и упрашиваем нас догнать, ждем неприятностей. Хоть и не стоит мчаться галопом в ночной темени…
– Эй, а все-таки… что, если нас догонят? – во мраке мне уже мерещились силуэты воснийцев, их арбалеты и дубины.
– Кто? – удивился Рут. – Друзья Варда, в этот час, по херовой дороге? Миленькое дело.
Только я начал успокаиваться, Рут ткнул пальцем в небо, провёл чёрту до Оксола и добавил:
– Птица летит быстрей и дешевле. Нас будут ждать в городе.
Пояснение сделало только хуже. Все беды остались в Криге? Ха! Симон дотянется до меня чужими руками.
Кони еле плелись. Я выдохнул и на всякий случай уточнил:
– Значит, пока нечего опасаться?
– Нечего, – уклончиво сказал Рут. – Если не считать разбоя, бродяг, голодных псов и волчьих стай… Ну и поноса, разумеется.
Будто в подтверждение к словам, у него заурчало в желудке. Я улыбнулся, а потом бессовестно заржал.
– Ты б так веселился, когда я в Криге шутил, – пожурил меня приятель.
Потребовалось время, чтобы я успокоился. Руту не обязательно было знать, что веселье здесь ни при чем. Я выдохнул и заверил его:
– Все-все. Есть у тебя вино? Я замолчу.
– А вот это лишнее. Уснешь и навернешься. – Он подвел кобылу ближе и практически впихнул мне флягу в руки. – Не налегай, промочи горло и рассказывай. Хотя бы про девчонок Излома или их матерей. – Рут достал какой-то сухарь и принялся им хрустеть, – путь неблизкий…
– О, боги, – я отпил вина, вытер губы перчаткой, похлопал себя по щеке. – Рассказывать? Да я свалюсь к утру!
Рут чуть не поперхнулся: зашелся смехом. Забрал флягу и плотно ее закрыл.
– Это только начало, мой друг, первый мечник, гроза Крига! Привыкай, наслаждайся. – Луна скрылась за облаком и наступила кромешная тьма. – Принцессам не место под флагом.
***
Когда мы увидели синюю полосу на небе, я уже клевал носом. Карий тоже не был в восторге от нашего похода: всхрапывал, спотыкался, тряс головой, отгоняя мух. Я почти простонал:
– Далеко еще?
Рут держался удивительно бодро:
– Смотря до чего, – рассудительно начал он, – до Оксола пять ночей, до Остожки – всего пару…
Из-за макушек елей показалась блестящая полоса, разрезавшая землю.
– Во-о-о, теперь точно Смолка, – Рут закивал пейзажу.
Я радовался, как дитя, тупо улыбаясь соломенным крышам по ту сторону берега. Деревушка, постоялый двор. Горячая еда, постель, отдых…
– Мать двойного солнца, – процедил я и обернулся к Руту, – Я точно кого-нибудь убью, если не останусь на ночлег!
Рут отряхнул ладони от крошек – вот и все, что осталось от сухарей, – и сказал со странным весельем:
– Возрадуйся! Скорее всего, нам придется сделать и то и другое.
***
Мы вошли в поселение, как бандиты – во всеоружии и не спешившись. Впрочем, некому было нас пожурить: людей в такой час собралось мало. Парочка крестьян косилась в нашу сторону, окликала. Спрашивали откуда мы и за чем.
– Мы ради ночлега и тепла, добрые люди, – осторожно объяснялся Рут уже в третий раз и поднимал руки.
Стараясь держаться ровно и не выдать своей слабости, я улыбался и заставлял себя не тянуться к рукояти, которую перевесил с седла на пояс.
Нам не верили: все так же тревожно провожали взглядом или прятались в домах. Может потому, что добрых людей в Воснии не сыскать и при свете дня. Я не мог их винить. На месте селян я бы давно вывел собак и разбудил соседей.
Интересно, умеют ли здесь стрелять из лука? И догадываются ли, что наш арбалет нечем заряжать.
– Как называется эта деревушка? – я следовал совету Рута, чтобы не уснуть.
– Приречье, – быстро ответил мой друг.
Я поискал вывеску взглядом. Ничего.
– Точно?