Во имя твое, Восния

– Понятия не имею, – отмахнулся он. – Нам этого знать и не нужно, чтобы пожрать и выспаться.

Так мы и добрались до широкого дома с конюшней. Мечты о постоялом дворе остались мечтами. Путников здесь не жаловали.

Рут спешился и жестом поприветствовал трех селян. Один из местных вышел с топором. То ли из особого гостеприимства, то ли из-за того, что колол дрова по утру.

Я опасливо обернулся. За нашими спинами уже собирались мужчины. Если приятель и задумал драку, начинать ее стоило явно не здесь.

– Дружище, ты там уснул? Слезай, – мягко попросил меня Рут.

Спешившись, я подарил еще одно преимущество врагу. А может, драки и не будет? Я скинул капюшон, выдавил из себя сиплое приветствие. Стоял и ждал, что кто-то вот-вот крикнет «А я знаю эту кобылу!» или «А я знаю этого ублюдка!». Больше всего меня пугало то, что воснийцы порой были удивительно хитры: крестьяне, лавочники, куртизанки и даже сельская чернь.

Пьяницы вели ночные сделки под носом у стражи, на турнирах побеждал не сильнейший, а тот, на кого меньше ставили. Если что и можно было предрекать на материке – так это одно. Неприятности.

– Мы из гарнизона, держим путь в Остожку, – Рут забалтывал селян, называл чужие имена. – Нам бы напоить коней и отдохнуть. Сами от обеда не откажемся, – он достал пару медяков и глаза у местных сделались добрее.

Как же я удивился, когда мы договорились о цене за постой. Договорились крайне выгодно. И не поймешь, бояться ли теперь больше или плакать от счастья. В Воснии научаешься радоваться мелочам.

Рут привязал скакунов прямо под окном и явно не хотел далеко отходить от поклажи.

Шагнув в невысокий дом, где мне обещали комнату, я спросил шепотом:

– Нас не тронули. Уверен, что будет бой?

– У тебя четыре часа, не больше, – Рут не думал отвечать на мои вопросы. – Можешь и потрепаться, конечно, но я б на твоем месте поспал.

Тем не менее, своему совету он не последовал. Я даже не помнил, взял ли Рут себе комнату для ночлега.

– А ты? – я опирался на дверь, почти падая с ног.

– А я не принцесса, – подмигнул мне Рут.

И сделал рукой жест, который отдал мне там, перед сенником, прежде чем забрал три жизни.

Постель была грязной, но я рухнул в нее, почти взвыв от счастья. Вытащил всю сталь, сложил рядом, чуть ли не обнявшись с ней. Поворочался, представив, как меня зарежут во сне. Может, именно потому Рут и остался на ногах? Самый корыстный человек в Воснии.

С другой стороны, он и сам мог смыться с моими вещами. Быть может, я спокойно уснул лишь от того, что считал это справедливым.

Я забрал у него гораздо больше, сам того не желая.

***

Полдень в «Приречье»

– Если ты сейчас же не проснешься, клянусь обеими матушками, я уеду один!

Я еле разлепил глаза и промычал что-то невнятное. Под веками явно сбился песок, и я потер глаза. Не помогло. В Воснии вообще ничего не помогало.

По крайней мере, я был все еще жив, как и мой приятель. Рут являл собой пример крайнего недовольства. Зато был цел, невредим, без новых пятен крови.

«Значит, не удрал», – почему-то от этого мне стало и тоскливо, и радостно одновременно.

– С тебя десять серебряков, – тоном, не терпящим возражений, заявил Рут.

Будто всего, что приключилось за последние сутки – мне попросту мало…

– За что? – я кое-как нацепил сапоги и поднялся с кровати.

Рут молча указал пальцем в стену. Кажется, за ней на привязи стоял Карий.

– Увидишь.

В мрачных предчувствиях я последовал за ним на улицу. Кровавой бойни не случилось, ведь так? И кто сказал, что это худшее, что может приключиться? Я бы не удивился, если перед конюшней нас поджидал Вард, пожал бы Руту ладонь, и…

Кони были на месте. Поклажи прибавилось.

– Без котелка и провизии далеко не уйдешь, – Рут небрежно похлопал по седлу. – Ну и спать на чем-то надо, ведь так?

Подскочив в полночь в Криге, я совершенно не подумал, что вышел на дорогу практически голым. Стараниями друга у меня появилось все, что нужно в долгий путь.

– Даже флягу взял, – растерянно заметил я. – Рут, ты… в общем, держи.

Я протянул ему золотую монету. Ерунда, а не компенсация. От того, кто почти поверил, что проснется без коня и поклажи, обчищенным до сапог.

Рут нахмурился:

– Я про серебро говорил.

– У меня нет ничего мельче, – соврал я.

– Скажи это погромче и еще раз, – усмехнулся Рут, покосившись в сторону селян. Но плату принял.

Из села я выехал еще более виноватым, чем до него. Я обернулся с тревогой.

– Так драки не было?

– Свезло, – пожал плечами Рут. – Но ты не привыкай, рано.

Я заметил, что он кое-как убрал кровь с одежды. А точнее – замазал. На ее месте появилась дорожная грязь.

Дорога уходила за холм, земля дышала осенью. Перемены, увядание, холод. Я не видел конца пути. И поздний завтрак не лез в горло.

Рут дожевывал свежий хлеб и грозился поводьями во второй руке:

– Разминемся перед Остожкой, я поеду на восток…

Спать под открытым небом еще пять дней? Или ночевать, где постелят, ожидая весточки от людей Симона? После Остожки – в гордом одиночестве. Как я и прибыл в Воснию. Каким я, видимо, здесь и погибну.