Во имя земли

— А брат?

— Брат не считал, что это плохо, дело семейное. Потом я с ним стала терпеливее, но однажды он умер, я говорю о первом брате, а потом и второй, какое-то время вдова продолжала терпеть меня, а потом сдала сюда.

Рядом с Албертиной всегда была Клотилда, что все дни проводила за молитвой по четкам: то по розарио, что в три раза больше, чем терсо. И однажды, однажды она услышала, хоть была глухая, наш разговор с Албертиной и пришла в ярость.

— Место ли здесь подобным разговорам?

— А разве для них есть место где-нибудь? — спросила Албертина.

— На улице. Или в доме терпимости.

Тут Албертина засмеялась и рассказала мне конец истории, теперь уже не понижая голоса, а Клотилда опять принялась молиться. Чуть в стороне сидели на своих стульчиках три старухи с ввалившимися ртами, погруженные в дрему. Но у Клотилды — своя история. Впрочем, сейчас я слушаю радио — что это за музыка? подожди, похоже, танцевальная, и мы с тобой на открытой площадке у моря. Пляж Масас, думаю, суббота или воскресенье, мы идем обедать. Вроде, лето, очень хорошо на открытой площадке у моря. Мы оставляем машину перед спуском, тут есть место… нет, все же это осень. Но еще жарко. Ты выходишь из машины с большим трудом, так, подожди, вначале правая нога и взлетающая вверх юбка оголяет тебе всю ногу до… Дорогая. В воздухе — танец, ты гибкая, твое тело воздушно, невесомо, но нет, не сейчас. Это потом, когда тебя создаст мое воображение, потому что жаль пропустить это радостное солнце у моря. Чуть позже. Сейчас я помогаю тебе выйти из машины, это не просто. Каждое движение дается с трудом, даже самое простое. И я думаю — какое же сверхъестественное чудо в том, что мы просто шевелим пальцем, какой трудной оказывается легкость. Возможно, мы спустимся к морю, и я увижу твое тело, рождающееся из морской пены. Я подаю тебе руку, и ты тащишь свои ноги, будто ставший на лыжи инвалид. А потом пошли ступени. Я помогаю тебе, воодушевляю тебя. Ты внимательна к поставленной перед тобой задаче, вижу, как ты изо всех сил стараешься, — вот видишь, ты можешь! Еще осталось три ступеньки и, наконец, ноги дотаскивают тебя до столика. Мы на площадке у моря. Дай мне почувствовать себя частицей времени, суть которого — голубизна моря. Дай утратить возраст, вернуть молодость, которой нет. Еще достаточно пространства по всему горизонту моря, чтобы ощутить хоть капельку бесконечности, которую я несу в себе. На пляже еще есть отдыхающие, я могу вместе с ними искупаться. Буду глубоко дышать, так, как всегда мне хочется, когда я у моря, и могу вдохнуть частичку вселенной. Буду смотреть, как в моем воображении поблескивает вода. Вечер тихий, прозрачный. Ясный. Без летней жары, которая делает все вокруг тусклым. Я отвожу взгляд от моря и смотрю на тебя, дорогая, сколько же лет ты не носишь челку? Твои волосы расчесаны на ровный прямой пробор. Ты пополнела. Или это кажется мне, потому что ты вся обмякла. Скорее всего, ты весишь столько же, а может, и меньше. Не обмякшая. Утратившая власть над своим телом, не имеющая ничего, чтобы поддержать его, не знаю. И какой странный у тебя, дорогая, взгляд, сейчас я это особенно хорошо вижу. Не отсутствующий, нет, а потерянный в мире, который ты теряешь, но в то же время пристальный, сосредоточенный. Несколько отстраненный, ненавидящий. Но должно же что-то за этим стоять, кто и что тебе внушил? не знаешь? а вот и официант, он идет к нам с меню, чтобы мы могли выбрать, что будем есть — что ты хочешь?

— Сардины с охлажденным белым вином, как тебе? Нет. Может, рис с марисками? это тебе будет проще. Что-нибудь с дарами моря.

Но ты безразлична ко всему, растеряна, я говорю официанту — рис с марисками, один на двоих, и полбутылки охлажденного белого вина. И, когда блюдо подано, ты опять безразлична.

— Моника, вот твой рис.

И я вкладываю тебе в руку ложку и для начала помогаю донести ее полную до рта, вилкой было бы труднее. Но даже пользуясь ложкой, ты всё пачкаешь — стол, салфетку, которую я тебе повязал. И тут уж я беру ложку, чтобы кормить тебя. Однако ты, вдруг разгневавшись, хватаешь обеими руками тарелку, вероятно подумав, что я решил отнять у тебя еду, обе руки просто вцепились в края тарелки.

— Дорогая. Я не хочу у тебя ничего отнимать. Я только хочу помочь.