Хеллер растолкал спящего Римбомбо.
– Прочтите-ка это.
– А с чего я должен что-то читать? – сердито возразил разомлевший под теплым утренним солнцем Бац-Бац.
– Да, видите ли, тут сказано, что кто-то обязательно должен прочесть это и одобрить. Это моя курсовая работа по журналистике.
Если никто не прочтет это и не одобрит, я не получу зачета. Бац-Бац недовольно уселся. Шевеля губами, он прочитал написанное.
– Режим строгой изоляции – что это значит?
– Это значит, что их всех посадили, – пояснил Хеллер.
– Да, здорово! Как красиво сказано! «Строгая изоляция».
– Ну так как, одобряете?
– Еще бы, черт побери. Да человека, который знает столько таких красивых слов, можно хоть гением назначить. Но послушай, мне пора. Сейчас самое время закладывать новые заряды.
И Бац-Бац побежал в направлении университетских зданий, ветер играл у него за спиной кисточкой новой шапочки. Хеллер записал в своем блокноте: «Курс журналистики для колледжей завершен, работа одобрена прямо на поле боя».
Подошли две девушки. Им явно хотелось поболтать.
– А что за тема у твоей дипломной работы? – спросила одна из них.
– Журналистика, но я уже закончил ее и получил одобрение прямо на поле боя. А что у вас?
– Расширенная критика, – ответила одна из них.
– О, в таком случае мы обязательно встретимся, – сказал Хеллер.
Через несколько минут вернулся Римбомбо и доложил:
– Первые мины сняты. Заложена вторая серия зарядов.
И тут же улегся и заснул. Теперь Хеллер занялся университетским курсом химии. На этот раз он, судя по всему, и в самом деле запутался. Я сразу же подметил это. Он все зевал и зевал, а это верный признак нервного перенапряжения. И действительно, книжка явно оказалась ему не по зубам, потому что он отложил ее в сторону и взялся за учебник физики, рассчитанный на программу колледжей. Он немного почитал его, попрежнему непрестанно зевая. Потом снова взял учебник химии и начал читать его, то и дело заглядывая в учебник физики.
– Послушайте же, ребята, – сказал он, обращаясь к книжному тексту. – Да согласитесь вы, ради всего святого, хотя бы по одному из вопросов – неужто вы не в состоянии этого сделать?
То был явный симптом глубоко укоренившегося в его сознании болезненного стремления разговаривать с неодушевленными предметами, иначе говоря, явное проявление анимализма. Ничего удивительного, что при этом он не способен воспринимать текст обычного учебного пособия. Наконец он покончил с учебником химии, включая и специальные задачи для колледжей, а потом снова занялся физикой. Он читал, возвращался к прочитанному, опять забегал вперед и снова возвращался. А потом – я просто не поверил собственным ушам! – он вдруг принялся хохотать. Я уже давно подметил у него склонность к святотатству. Однако что его могло насмешить, было совершенно неясно. Он никак не мог удержаться от смеха. Прочтет какой-нибудь кусок и тут же расхохочется, только отхохочется и принимается читать, как немедленно им овладевает новый приступ смеха. В конце концов приступы беспричинного смеха все учащались, и скоро Хеллер уже валялся по матрасу и колотил по траве руками.
– Да что там, черт побери, такого смешного? – не выдержал Бац-Бац, который, естественно, проснулся. – Что там у тебя, комикс какой-нибудь попался?
Хеллер тут же взял себя в руки. Честно говоря, ему уже давно пора было это сделать.