Во мраке бытия

– О да, – сказала Мэри. – Кстати, нужно еще и получить ученую степень если уж хочешь чего-нибудь добиться. Я, например, являюсь дипломированным и официально утвержденным доктором философии. У меня даже в сумочке лежит докторский диплом. Я тебе его обязательно покажу при случае. Доктор философии в области психологических наук, вот так вот. На подъеме машина чуть было не взвилась в воздух.

– Психология? – спросил Хеллер. – А что это такое?

– Целая куча собачьего (…). Все это сплошное жульничество. Они при помощи всяческих ухищрений заставляют вас думать, что вы – ничто, просто набор дурацких клеток, животное. Они-то могут делать что угодно. Но вам они вбивают в голову, будто вы – никто и ничего в этой жизни, ровным счетом ничего, не в состоянии изменить. У них даже считается строгим научным фактом, что само сознание построено на сплошном обмане и жульничестве. Ну кому, скажи на милость, придет в голову слепо следовать их дурацким концепциям? А они требуют именно этого. Я оцепенел от возмущения. Мое зарождающееся было сочувствие к ней было вдребезги разбито таким непониманием сути предмета. Да это же откровенная ересь! Святотатство! Циничное безверие! Она попросту не уважает святынь! Редчайший образчик асоциального поведения. «Кадиллак» мчался по ухабистой дороге. Вой полицейской сирены вновь нарастал.

– Я числилась среди первых студентов, – сказала Мэри, – но каждый раз, как кто-нибудь из профессоров (…) со мной, он твердил, что следует быть более ориентированной на либидо. Вот они и держали меня для этого на наркотиках. Ну сам посуди – если эта их психология так хороша, то почему, скажите на милость, все преподаватели ее такие кретины?

Хеллер вел сейчас «кадиллак» по какой-то грязной проселочной дороге. Стрелка спидометра замерла на ста милях. Мэри снова вытерла слезы и высморкалась.

– Они там все проповедуют свободную любовь, понимая ее как освобождение от платы. Еще одна пуля ударилась об асфальт и со свистом улетела куда-то.

– И при этом все они никуда не годные (…). Я думаю, что это происходит от преувеличенного представления о своих эротических возможностях, что со временем приводит к полному исчезновению их. Но они твердят, что это – результат их самоотверженных трудов. Да уж, они неплохо трудятся над тем, чтобы превратить любое студенческое общежитие в самый настоящий бордель. Послушай, ты ведь сейчас чуть не врезался в ту корову.

– Но если уж вы получили диплом, – не унимался Хеллер, – то как же вышло, что вы все-таки не смогли найти себе работу?

Мимо пронеслось огромное табло с надписью: «Внимание! Тихий ход! Впереди пересечение с федеральным шоссе номер 29». Хеллер затормозил. Потом мотор взревел. Отпустив тормоза, он вылетел на четырехполосное шоссе номер 29.

– Так ведь никто из нормальных людей не желает иметь дела с психологами. Зачем они им? Единственно, кто пользуется услугами психологов, – это правительственные органы. Там полагают, что они нужны для того, чтобы оболванивать детей, защищать банкиров и бороться с диссидентами. Правительство считает, будто с помощью психологов можно держать народ в узде. Смехотворная затея!

Вслед за ними на шоссе выехали и полицейские машины. У дороги появилась надпись: «Линчберг – 20 миль».

– Господи, я надеюсь, что смогу добыть себе дозу в Линчберге, – сказала Мэри.

«Кадиллак» начал набирать скорость.

– А правительство не предлагало вам работу? – спросил Хеллер. Шум мотора перешел в самый настоящий вой, который очень затруднял подслушивание разговора.

– Разумеется, предлагало, – отозвалась Мэри. Потом она снова высморкалась и попыталась сдержать зевок. Повернувшись, она пристально уставилась на Хеллера. – Послушай, парень. Очень может быть, что я воровка. Может, я к тому же потерявшая человеческий облик наркоманка. Пускай и проститутка. Может, я больна целым набором неизлечимых болезней. Но не смей считать, что я пала настолько низко, чтобы работать на это (…) правительство! Неужели ты думаешь, что я собираюсь стать параноидальной шизофреничкой подобно всем тем парням? Подумав о Ломбаре, я решил, что в словах ее очень может быть какое-то рациональное зерно. Постепенно у меня начало формироваться более терпимое отношение к ней, несмотря на все ее отступничество. Внезапно мне припомнилось, как хитроумно она провела операцию с Гарви Ли и как ловко вынудила его расстаться со своим бесподобным «кадиллаком». Тут явно просматривался почерк опытного психолога. А разве она не воспользовалась, и весьма удачно, шантажом? Нет, слова ее только восстановили и укрепили мою веру в психологию. Четыре полосы движения в направлении Линчберга были отделены вдоль шоссе широкой разделительной полосой от четырех полос движения в противоположном направлении. Через довольно большие промежутки в разделительной полосе встречались разрывы, что позволяло азворачиваться и ехать в противоположном направлении, не съезжая с шоссе.