Во сне и наяву

Женщина наконец добралась до кресла, уселась в него. Прямо перед нею, метрах в пятидесяти от неё, от пола куда-то ввысь уходило толстое стекло, отделявшее её от бесконечно серой среды, что едва заметно клубилась за стеклом. Пока эта среда была мертва. И она взяла с подноса сигарету. Тут же обезьяна щёлкнула пальцами, и на одном её ногте вспыхнул огонёк. Женщина прикурила от него сигарету. Сделала затяжку, выпустила дым, сделала ещё одну… Закрыла глаза и продолжила курить с неменьшим удовольствием, чем пила красный напиток. Курила, небрежно стряхивая пепел в услужливо подставляемую обезьяной лапу. Но докурить она не успела. Отшвырнув окурок, она вдруг встала, сделала несколько шагов к стеклу, что заменяло стену, и встала на колени. Она почувствовала ЕГО приближение. ОНО было уже близко. Совсем близко. ОНО никогда не здоровалось и не прощалось, ОНО начинало сразу, сразу переходя к делу. Так было всегда, как и в этот раз.

— Червь точит поток, — голос ЕГО был тяжёлым, протяжным, раскатистым, как гром. А за стеклом почти ничего не изменилось, только ей показалось, что клубы серой субстанции на той стороне задвигались чуть быстрее. Стали резче.

— Да, СУЩЕЕ, я проснулась от этого. Я тоже ощутила, что поток получил червоточину.

— Ты знаешь, что делать? — раскатисто звучал ЕГО голос.

— Да, СУЩЕЕ, ничего нового, я знаю, что делать. Я найду червя. Мне нужно время, и тогда я найду место, где червь рвёт ткань. Как только отправная точка для начала поисков будет известна, я быстро его вычислю.

И тут же резкая боль едва не разорвала ей голову, правая часть головы у неё онемела, правый глаз перестал видеть, правое ухо не слышало. Она едва сдержалась, чтобы не закричать от боли. Но сдержалась, сдержалась. Напрягла мышцы на лице, вдыхала воздух носом, пережидая боль, — не хватало ей ещё заорать тут — и, переведя дух, срывающимся голосом произнесла:

— Санкт-Петербург, юг, я поняла. Спасибо, СУЩЕЕ. Это облегчит мне задачу, — произнесла женщина, а сама уже начала восстанавливать повреждённые ткани в голове. Ничего, она всё восстановит, и мышцы, и кости, и нервы, и глазное яблоко, и уничтоженные нейроны, и даже память. Через пару минут всё будет функционировать как прежде. Она вздохнула.

Что уж говорить… ОНО умело доводить до сведения нужную информацию так, что её потом никогда не забудешь. Молниеносно, доходчиво и навсегда.

Женщина продолжила стоять на коленях ещё минуту, не меньше, но за стеклом ничего не менялось, и голос больше не звучал. ОНО ушло, как всегда, не попрощавшись. У НЕГО слишком много дел, чтобы быть вежливым. Женщина поднялась с колен, чуть покачнулась, она всё ещё не привела себя в порядок после того, как ОНО передало ей информацию. Проворная обезьяна, что подавала ей сигареты, поспешила поддержать её под локоть. Опрометчивое решение. Она не просила помощи. Не отдавала приказа. И за самоуправство глупая тварь поплатилась жизнью. Женщина одним ударом левой руки, ладонью наотмашь, размозжила ей голову. Одним ударом и с удовольствием разнесла ей голову. По залу фонтаном разлетелись брызги и осколки костей. В её доме никто не будет делать того, о чем его не просят, или что не заложено в него программой.

Ещё не все капли жидкости несчастной обезьяны упали на безупречный мрамор, как из скрытых ниш в стенах стали выбираться твари-уборщики, похожие на всё тех же кожистых черепах с хоботками и ворсистыми брюшками. Вот они делали всё как должно. А она, стряхивая с руки жидкость и кусочки мозга убитого существа, пошла в другую комнату, на ходу снимая и бросая на пол свой строгий пиджак. Она уже знала, что ей нужно, вернее, кто ей нужен, и собиралась нанести ему визит. И сделать это немедленно. Время не терпит. Никогда не терпит.

Роэ не знал, сколько он проспал, но понимал, что долго, так долго, что у него начала затекать спина. Но вот сколько? Ему уже нужно было просыпаться. Он уже чувствовал это. Как бы ты ни привык проводить время во сне, рано или поздно нужно «возвращаться». Иногда надо просыпаться… Чтобы…

Его кто-то схватил за ногу. Крепко схватил. И дёрнул так, что с его ноги слетел дорогой ботинок вместе с носком. Роэман тоже, как и ботинок, слетел, но уже слетел с кровати вместе с покрывалом, на котором спал обутый и в плаще. Он больно ударился об пол и спиной и, главное, затылком. Затылком ударился так, что зазвенело в ушах. Боль отдалась даже в висках. Он разинул рот, словно хотел заорать, но не смог, спина болит, воздуха не набрать. После долгого сна глаза отрываются не сразу. И, открывшись, ещё не сразу начинают видеть.