Во сне и наяву

– Василечек мой, девочка, солнышко! Пожалуйста, не оставляй меня, милая, родная! Не оставляй! Ты же любила меня, и сейчас любишь. Я знаю, что любишь! Ну, посмотри на меня, посмотри мне в глаза. Тебе ни с кем не будет так хорошо, как со мной, ведь правда, правда? – Он зарывался лицом в мои волосы, целовал меня и говорил, говорил – тихим, страстным шепотом, от которого у меня перехватывало дыхание. Мое лицо было мокрым от слез, и воротник его болоньевой куртки тоже стал темным и мокрым – я утыкалась в него носом и губами.

Мы оба дрожали, как в лихорадке, тяжело дыша и стискивая зубы.

Толик вытащил из-за пазухи платок, осторожно вытер размазанную у меня под глазами тушь и улыбнулся:

– Какая ты красивая! Вся в разводах, почему-то зеленых.

– П-потому что тушь зеленая, – пояснила я, всхлипывая.

– Поедем, а? – ласково попросил он. – Поехали, Василечек, время не ждет.

Я кивнула, забрала у него платок и, глядя в зеркальце, принялась приводить в порядок лицо.

Толик включил зажигание. Тихо заработал двигатель. Автомобиль, медленно набирая скорость, поплыл мимо подъездов. Навстречу неспешным шагом шла соседская старушка с бидоном молока в руке.

Я дернула Толика за рукав:

– Притормози-ка.

Он послушно нажал на педаль, глядя на меня с ожиданием.

Я быстро опустила стекло, высунулась из окна и проговорила:

– Пожалуйста, передайте Владу, что я уехала. Пусть он не беспокоится и не ищет меня. Скажите, что я его благодарю. За все.

Бабка глянула на меня с недоумением и испугом.

– Скажете? – умоляюще спросила я. – Пожалуйста, я вас прошу.

– Скажу, что ли, – растерянно пробормотала та, настороженно косясь на блестящий автомобиль.

20

Мы лежали вместе в просторной джакузи, наполненной горячей ароматной мыльной пеной. Я уже успела отвыкнуть от таких ванн, от того, что над головой зеркальный потолок, а пол устилает яркая керамическая плитка, покрытая мягкими ковриками. От запахов дорогой, качественной парфюмерии – тоже.

Толик набрал полные пригоршни искрящихся, прозрачных пузырьков и тихонько плеснул мне в лицо.

– Тебе хорошо?

– Да. – Я поудобней устроила тело в специальных выемках шедевра итальянской сантехники.

– Потом, чуть позже, я покажу тебе фотографию. У него «БМВ», металлик, мокрый асфальт, он почти всегда за рулем. Вот только как вы познакомитесь, я еще не придумал. – Толик улыбнулся, одновременно виновато и обезоруживающе.

– Я сама придумаю, – сказала я.

Он послушно смолк. Толик был неузнаваем – кроткий, как ягненок, ласковый, улыбчивый. В нем и следа не было того холодного, жестокого цинизма, который всю жизнь доводил меня до отчаяния.

Я еще немного поплескалась и встала. Переступила низенький порог ванны, прошла по коврикам в душевую кабинку, смыла остатки душистой пены.

Толик тоже вылез, накинул на себя халат, а мои плечи заботливо укрыл огромным пушистым полотенцем.

– Давай отнесу тебя в спальню. Ложись, отдыхай.

В другой раз я, как всегда, беспокоилась бы за его позвоночник, но сейчас решила – пусть. Пусть делает, что считает нужным.

Толик легко, как пушинку, поднял меня на руки, донес до кровати, уложил, укутав прохладным, скользковатым на ощупь атласным одеялом. Сам он примостился рядом, полулежа, опершись локтем на подушку.

Я лежала, прикрыв глаза, наслаждаясь каждой минутой этой райской идиллии. Хорошо знала, что через пару дней все может резко измениться: добуду Толику его бумажку, и он вновь станет насмешливым и равнодушным, внимательным лишь к самому себе.

– Вот карточка. – Толик протянул мне крупноформатный цветной снимок. Я мельком глянула на него: лицо как лицо, мне встречалось множество именно таких, жестковатых, с твердым и негибким взглядом, с сухо поджатыми губами, в целом красивых и приятных, но лишенных сердечности и теплоты.

Что ж, будем работать.

– Хорошо. – Я отложила фотографию на тумбочку. Меня стала занимать одна любопытная мысль. Я не выдержала и спросила напрямик:

– Как ты меня нашел? Откуда адрес? Ведь не мог же Влад сказать тебе…

– Нет, конечно, – засмеялся Толик. – Он бы не стал этого делать ни под каким видом. У меня остался твой мобильный. На него позвонила какая-то интернатская подружка, не то Ленка, не то Юлька, сейчас не вспомню.

– Людка, – догадалась я. – Она искала меня?

– Да. Я сказал, что мы расстались и ты здесь больше не живешь.

– А она что?

– Перезвонила, значительно позже. Сказала, что ты все это время лежала в больнице, а сейчас выписалась и едешь к этому своему… Владу. Они, оказывается, общаются с тех пор, как покинули интернат. Его адрес ей был известен.

– И она дала его тебе? – изумилась я.

– Дала. – Толик невозмутимо пожал плечами.

«Ай да Людка! – подумала я. – С чего это ее потянуло оказывать мне медвежью услугу? Или, наоборот, она считала мою любовь к Толику чем-то, данным свыше и пыталась наладить наши отношения, пренебрегая дружбой с Владом?»