Во сне и наяву

– К нему, – подтвердила Марина Ивановна. – Как он?

– Неплохо. Вчера вставал.

– Правда? – обрадовалась Марина Ивановна. – Здорово! Я и не ожидала, что так быстро.

– Какое же быстро? – с недовольством заметила сестра. – Вон времени сколько прошло. Ему давно пора ходить самостоятельно. Да вы ступайте, не стойте тут на дороге, а то нянечка сейчас мыть будет.

Марина Ивановна кивнула и, крепко взяв меня за руку, направилась вперед по коридору. Сзади, изо всех сил стараясь не скрипеть половицами, поспевал Геннадий Георгиевич.

Вскоре мы остановились перед обшарпанной дверью.

– Сюда, – сказала Марина Ивановна и зашла внутрь. Я робко просунула голову за ней следом и тотчас увидела Толика.

Он стоял возле умывальника, придерживаясь рукой за край раковины. Стоял! Без всякой поддержки и помощи, на своих ногах!

Я едва не вскрикнула, но вовремя вспомнила о предупреждении Марины Ивановны.

– Здравствуй, Толик, – поздоровалась директриса.

– Здравствуйте. – Толик повернул голову и заметил меня. Лицо его вытянулось от удивления.

– Вот, привезла с собой Василису, – объяснила Марина Ивановна. – Она без тебя скучает. Волнуется очень, как твое самочувствие.

– Нормально, – лаконично произнес Толик и стал разворачиваться. Получалось у него это с огромным трудом и очень медленно. Но все-таки получалось!

Он оторвал руку от раковины и маленькими, неуверенными шажками пошел к кровати. Со стороны он напоминал человека, который впервые встал на коньки и ступает по скользкому льду.

– Давай помогу! – Я кинулась к нему, но он резко мотнул головой.

– Не надо. Я сам.

Толик добрался до кровати, опустился на одеяло и облегченно вздохнул.

– Тяжело? – сочувственно спросила директриса.

– Так себе, – уклончиво ответил он.

– Ты молодец, – похвалил Геннадий Георгиевич. – Через неделю-другую, глядишь, и бегать будешь.

– Обязательно. – Толик сухо улыбнулся и, взяв со стола апельсин, принялся методично и неторопливо счищать с него кожуру.

– Вот, – Марина Ивановна, точно спохватившись, поставила большой полиэтиленовый пакет, – это тебе тетя Катя прислала. Как всегда, пирожки, фрукты, пара котлет. Ты их сразу ешь, а то испортятся.

– Спасибо. – Толик кивнул, продолжая заниматься апельсином.

В воздухе повисла неловкая пауза.

– Пойду поговорю с врачом, – сказала Марина Ивановна. – Василиса, ты пока побудь здесь и не забывай про то, что я тебе говорила.

Она вышла за дверь, прихватив с собой шофера. Мы с Толиком остались одни.

– Хочешь апельсин? – спросил он спокойным и невозмутимым тоном, будто мы расстались лишь вчера вечером или даже несколько часов назад.

– Нет, спасибо. – Я неловко переступила с ноги на ногу.

– А зря. – Он пожал плечами. – Вкусный. Чего ты стоишь? Садись.

– К-как… как ты себя чувствуешь?

– Сам не знаю, – Толик усмехнулся, – вроде ничего. Ноги двигаются, а это главное.

– Значит, операция помогла?

– Выходит, что так.

– Как думаешь, скоро тебя выпишут? – осторожно спросила я.

– Врач сказал, через месяц, если не будет осложнений. – Толик принялся аккуратно делить очищенный апельсин на дольки.

– Ты вернешься в интернат?

Он впервые посмотрел мне в глаза, взял со стола салфетку и вытер перепачканные соком пальцы.

– Нет, Василек. Туда я больше не вернусь.

– А… куда? – проговорила я шепотом.

– Домой. У меня есть дом. И мне уже восемнадцать. Нечего делать в интернате.

Мне хотелось крикнуть: «А я? Как же я? Мне-то что делать без тебя?» Но я молчала – ждала, что Толик сам заговорит об этом. Скажет что-нибудь о нас, о том, что мы должны быть вместе.

– Книжки забери себе, – произнес он, – помнишь, я тебе говорил, что у меня в тумбочке отличные книжки?

– Помню, – ответила я, с усилием разжимая помертвевшие губы.

Толик с досадой поглядел на дверь.

– Ну где они там? Провалились, что ли?

– Ты хочешь, чтобы я ушла? – догадалась я.

– Нет, что ты! – Он кисло улыбнулся. – Сиди, пожалуйста. Спасибо, что приехала меня навестить.

– Не за что. – Я чувствовала себя так, будто умерла. Да я и действительно умерла, не представляя, как буду дальше жить.

Толик уйдет. Он теперь здоров, ему больше не нужна прислуга, и жилетка для слез тоже. У него будет своя жизнь, новые друзья, девушки, благополучные и взрослые, из того круга, в котором он привык общаться. А про меня, бродяжку и дочь алкоголиков, позабудет, как про дурной сон.

Зачем же Светка обманывала меня, ведь она знала, что все так и будет! Жалела меня, наивную идиотку, вешала лапшу на уши, вселяя напрасную надежду?

Я встала.

– Пойду гляну, где Марина Ивановна.

– Иди. – Толик явно обрадовался.

Я вышла в коридор. Навстречу мне шли директриса и шофер.

– Уже наговорились? – Марина Ивановна окинула меня удивленным взглядом. – Быстро! Стоило ехать так далеко, чтобы побеседовать десять минут. Что тебе сказал Волков?

– Его выпишут через месяц.

– Верно. Я только что общалась с врачом. Он сказал, что дела у Толика идут очень даже неплохо, скорее всего, через пару месяцев он сможет стать совершенно самостоятельным. Ты… ты не рада этому? – Она вдруг внимательно вгляделась в мое лицо.

– Почему? Рада.