Во сне и наяву

– У меня на это есть бабка, – отрезал Толик. – И хватит уже, не реви. Я ведь тебе все сказал, когда ты в больницу приезжала: не вернусь в интернат. Говорил я тебе про это или нет? – Он слегка возвысил голос.

– Го-оворил.

– Так чего ж ты тогда?! – Толик с досадой пожал плечами и снова полез в шкаф.

Я стояла и смотрела на его стройную поджарую фигуру, с широкими плечами и длинными ногами. Я никогда не думала, что Толик такого высокого роста.

Он закончил с вещами, прикрыл дверки и повернулся ко мне лицом:

– Ты еще здесь?

– Да.

– Уходи. Немедленно. Слышишь меня?

– Не уйду, – зарыдала я, – не уйду! Я тебя люблю! Я не смогу без тебя! Честное слово, клянусь!

– Сумасшедшая, – буркнул Толик и, свалив на кровать груду тряпья, подошел ко мне. – Ну-ка прекрати. – Он взял меня за плечи, повернул к себе. – Я никогда тебя не обманывал, и ты прекрасно это знаешь. Не говорил, что люблю тебя, хоть тебе очень этого хотелось. Я не могу забрать тебя с собой – мне еще самому предстоит встать на ноги, в прямом и переносном смысле слова. – Толик сдержанно усмехнулся. – Все, Василек, разговор окончен. Слезами ты меня не разжалобишь, и не пытайся.

Он отошел и принялся складывать вещи в объемный рюкзак. Затем застегнул его, крепко затянул кожаные ремешки и бросил:

– Прощай.

Дверь захлопнулась мне в лицо. Я упала на Толикову кровать, уткнулась в его подушку.

Все, конец! Ничего больше не будет – и в первую очередь меня самой. Без Толика я просто не существую. Легче взять и умереть, чем знать, что я потеряла его навсегда.

Тихо скрипнула дверь, на пороге возник Игнат.

– Бедняжка. – Он сочувственно покачал головой. – Вот не думал, что он такой гад. Хоть бы наврал для приличия. Ну что ему стоило сказать: будет писать тебе, а потом приедет? Скотина неблагодарная.

– Заткнись! – прерывающимся от рыданий голосом проговорила я. – Ты мизинца его не стоишь.

– Конечно, – насмешливо произнес Игнат. – Куда уж мне до него! Таких, как он, только в кино снимать, на другое они не годятся. Дурочка ты, Василиса, посмотри, сколько парней по тебе сохнет. Я – первый.

– Отцепись!

– Пожалуйста! – Он по-хозяйски подошел к столу. – Тогда брысь из моей палаты, нечего тут белье солить.

Я вскочила.

– Не обижайся, – тут же оттаял Игнат, – останься. Я тебе сигаретку дам, хочешь?

– Иди к черту. – Я, с трудом волоча ноги, вышла из комнаты.

Людка уже успела высушить волосы и стояла перед зеркалом, прихорашиваясь.

– Куда ты запропала? – Она глянула на меня с удивлением. – Где шампунь? Уже успели спереть?

– Какой шампунь? – пробормотала я и тут же вспомнила о флаконе, так и оставшемся валяться на лестничной площадке.

Ничего больше не говоря, я добралась до кровати и села.

Людка покосилась на меня с опаской и, не решаясь задавать вопросы, принялась молча подкрашивать губы.

Я сидела и в оцепенении смотрела, как она ловкими, умелыми движениями взбивает локоны, оправляет воротничок на блузке, брызгает в вырез из маленького пузатого пузырька.

– Васенька, я пошла. Пожелай мне ни пуха ни пера.

Не дождавшись ответа, Людка подхватила вязаную кофточку и скрылась за дверью.

Какое-то время я сидела одна – Маринка где-то отсутствовала, – затем пришла Светка. От нее за версту несло табаком и перегаром. Левый рукав ее полосатой водолазки был разорван почти пополам, верхняя губа заметно припухла.

Светка распахнула тумбочку, с грохотом выдвинула ящик, вытащила оттуда смятую пачку сигарет, долго шарила в ней.

– Черт! Пустая! – Она длинно и вычурно выругалась и завалилась на кровать. Носок ее колготок тоже был драный, из него выглядывали наманикюренные пальцы. – Эх, будь оно все проклято! Что за жизнь собачья, даже сигаретки нету. Васька! – Светка глянула на меня просительно. – Не сочти за труд, стрельни покурить. Не то сдохну прямо сейчас!

– У кого я тебе стрельну? – проговорила я через силу.

– Да хоть у кого! К пацанам сбегай на третий этаж. Ну, Васька, что тебе стоит!

Я отогнула край матраса, достала полную нераспечатанную пачку, которую хранила на случай Толикова возвращения, разорвала обертку и протянула Светке сигарету:

– На, держи.

– Васька, ты моя спасительница! – Светка, пошатываясь, побрела ко мне и смачно чмокнула в щеку. – Да, кстати, можешь меня поздравить. Я завтра уезжаю отсюда. Насовсем! Гори синим пламенем ваше заведение вместе с Базарихой!

– Куда уезжаешь? – мертвым голосом спросила я.

– В училище поступила. Кулинарное, на повара. С сегодняшнего дня мне общагу дают. Стипендию платить будут, и экзамены сдавать не надо – там у них недобор. Во как! – Светка громко икнула и захохотала, чиркая зажигалкой.

Я смотрела на нее с недоверием.

– Разве Марина Ивановна тебя отпустит?

– Ха! Кто ее станет спрашивать? Мне через три месяца шестнадцать, а получать среднее специальное образование можно с пятнадцати. В гробу я видела их богадельню паршивую, надоело жить тут Христа ради.

Смутная мысль шевельнулась в голове. Может быть, не все еще потеряно? Если Светке можно уйти из интерната, значит, и мне не возбраняется. Как раз исполнилось пятнадцать.