Во сне и наяву, или Игра в бирюльки

— Ну вот, кое-что начинает проясняться. Как же ты попал в приемник?

— Привезли из Койвы, мы там жили. — Андрей чувствовал, что врать Князю бесполезно, опасно ему врать.

— С кем?

— С матерью.

— Ты вот что, племяш. Давай-ка все по порядку, чтобы мне не вытягивать правду из тебя клещами. В Койве были в эвакуации?

— Да…

— Дальше, дальше.

— Мать… умерла, а меня взяли и отправили в приемник. А оттуда нас везли в колонию. Мы с Машкой удрали.

— За какие же грехи тебя везли в колонию?

— Воспиталку по руке ударил, — признался Андрей.

— Ай-ай!.. — Князь укоризненно покачал головой. — Разве можно воспитательниц ударять по рукам?

— Она первая меня ударила.

— Отец на фронте?

Этого вопроса Андрей ждал и боялся. Ему показалось, что Князь как-то хитро ухмыльнулся, как будто знал что-то и был при этом уверен, что он, Андрей, не скажет правду.

Князь действительно был уверен, что Андрей врет. Но, разумеется, не потому, что знал что-то, а потому, что все беспризорники врали одинаково.

А с Андреем произошло невероятное. Он понимал, что должен подтвердить, соврать то есть, что да, отец на фронте или погиб, но вместо этого он честно сказал:

— Нет. Его арестовали.

— Вот это новость! — Князь присвистнул. — Что же у нас с тобой получается, а?.. Да с тобой, малыш, опасно связываться. И кем же был твой отец? Деятель литературы и искусства или партийный руководитель?

— Он в Смольном работал.

— Серьезный папа. Жив?

— Не знаю.

— Понятно, — сказал Князь. — За отца тебя и хотели сплавить в колонию. Чтобы глаза трудовому народу не мозолил. А в колониях таких, как ты, подвешивают за уши и коптят.

— Как это — за уши?.. — не поверил Андрей. Про такое Машка ничего не рассказывал.

— Очень просто. Протыкают уши, как для сережек, продевают проволоку и подвешивают на крюке. Называется это «закоптить окорок». Разве не слышал?

— Н-нет…

— Повезло тебе, что смылся. Но что же мне с тобой делать?

Если бы Андрей знал! Однако разговор с Князем (или он все-таки настоящий старший лейтенант?) успокоил его немного. По крайней мере, он убедился, что не зря сбежал, и уже не думал, что Князь — шпион.

— А куда вы хотели меня увезти? — спросил он, не подумав, что этим неосторожным вопросом выдает себя.

— А почему ты решил, что я хотел тебя куда-то увезти? — Князь опять прищурился и так посмотрел на Андрея, что ему сделалось не по себе и снова по спине побежали мурашки.

— Вы велели купить два билета… — Теперь он понял, что допустил непростительный промах: он же притворился спящим, когда Князь разговаривал с инвалидом.

— Выходит, малыш, что я ошибся в тебе, — проговорил Князь, продолжая щуриться. — Думал, что ты хорошо воспитан… Иди-ка сюда. — Андрей подошел, у него дрожали коленки. Он почти не сомневался, что Князь будет его бить. Или вообще убьет. — Тебя родители и учителя учили, что врать нехорошо? Особенно старшим? — Он взял Андрея за подбородок, приподнял голову и заглянул в глаза. — А еще и пионер, наверное? Тебе сколько лет?

— Четырнадцать, пятнадцатый.

— Взрослый парень. Твои ровесники трудятся, вместе со взрослыми куют победу над врагом, а ты!.. Расстроил ты меня, малыш, сильно расстроил.

— Простите, я больше не буду.

— Это ясно, что ты больше не будешь, — усмехнулся Князь. — Мне можно солгать только раз. Подумай и ответь на такой вопрос: тот, кто часто извиняется, хороший человек или плохой?

Вопрос этот привел Андрея в некоторое замешательство, потому что тут и думать нечего — плохие люди не извиняются. Но, если Князь все же спрашивает, значит, в этом есть какой-то скрытый смысл, подвох…

— Хороший, — не очень уверенно ответил Андрей.

— Ошибаешься. Хорошим людям нет нужды извиняться. Они просто ведут себя прилично и не лгут. А я-то совсем было поверил в тебя. Интеллигентный вроде юноша, земляк…

— Вы тоже из Ленинграда?!

— Тоже, тоже. Но ты не оправдал моего доверия. — Князь поднял указательный палец. — Не оправдал, — повторил он, — и поэтому нам с тобой, малыш, не по пути, — Он встал, подошел к двери, распахнул ее и, отвернув лицо, брезгливо сказал — Ступай на все четыре стороны! Хочешь — в Среднюю Азию, чтобы из тебя там бешбармак сделали, хочешь — в колонию за своим корешем. И запомни: ты меня никогда не видел. И этого безногого асмодея тоже. Осознал?.. Быстро напяливай свою шкуру и отваливай, пока я добрый.

И Андрею стало страшно. Еще недавно он ломал голову, как бы ему удрать отсюда, как бы избавиться от подозрительного старшего лейтенанта, который не поймешь кто на самом деле, а теперь стало страшно. Он боялся остаться один. Он ведь не знал даже, где находится. Зато прекрасно понимал, что его задержит первый же милиционер и действительно отправит вслед за Машкой в колонию, а там… Насчет «окорока» Князь, конечно, пошутил, такого быть не может, но в остальном он прав. Не просто так его увезли из Койвы в приемник. В одном с ним классе учился мальчишка, у которого умерла мать, однако его не отправили в приемник— он жил в детском доме. В Койве вообще было много детдомовских ребят, и все они учились в общей школе.

— Ножками, ножками! — поторопил Князь.