Во сне и наяву, или Игра в бирюльки

— Вы могли бы… — Она не закончила фразу, испугалась того, о чем подумала.

— Ну что вы! — сказал Шутов и махнул рукой. — Это сказки врагов. Мы не применяем физического воздействия. Идите работайте и хорошенько взвесьте все. Если кто-то заинтересуется, зачем вас приглашали, говорите, что возникли вопросы в связи с местонахождением мужа…

XXIV

ГОЛОВА действительно шла кругом.

Не зная и не чувствуя за собой никакой вины, Евгения Сергеевна тем не менее понимала, что вина все-таки есть. Во всяком случае, доказать это не составляет труда. Все складывается один к одному, и все — не в ее пользу. Получается цепочка, отдельные звенья которой прочно связаны между собой. Словно кто-то специально провел ее по этой дорожке, хотя ничего подобного быть не могло.

Да, но она жила в колхозе, где находится в ссылке Дмитрий Иванович Журавлев, который направил ее в Койву и связал с Уваровым, а в Койве служит старший уполномоченный госбезопасности Фатеев, каким-то образом (преступным, разумеется, преступным!) связанный с ее арестованным мужем, и по его, Фатеева, рекомендации она поступает на работу в управление лагерей…

Именно Фатеев казался Евгении Сергеевне наиболее уязвимым местом во всей этой невероятной, но далеко не шуточной, как она понимала, истории. Если Шутов не лжет, что Фатеев арестован… Уж своего человека они зря не арестуют. Значит, за ним тянутся серьезные дела. А что, если раньше, в Ленинграде, он действительно был связан с мужем?.. Что, если знал его не после ареста, как сказал ей, а до?.. Но тогда получается, что и Вася виновен в чем-то?.. Конечно, быть такого не может, а все же знаю ли я, признавалась себе Евгения Сергеевна, чем он занимался, о чем думал, что носил в себе?.. Может, у него была вторая жизнь, в которую он не впускал меня хотя бы потому, что хотел уберечь от неприятностей?.. Ведь многих, очень многих жен, когда арестовывали их мужей, отправляли в ссылку или куда-то еще, а ее с Андреем не тронули и даже устроили эвакуацию, и нельзя теперь исключить, что устроили и все остальное…

От этого можно сойти с ума.

Любой аргумент, который Евгения Сергеевна мысленно приводила в свое оправдание, тотчас наталкивался на контраргумент. Таким образом, выходило, что Шутов абсолютно прав, говоря, что неважно, как было в действительности, а важно, кто именно и с какой точки зрения оценит факты.

А вдруг Василий и в самом деле жив?! В сущности, ничего невероятного в этом нет. Он был уверен, что его расстреляют, поэтому и прислал ту записку, а его почему-то не расстреляли, отправили куда-нибудь на Колыму или на Соловки, дали, например, десять лет без права переписки и засадили в секретный лагерь — говорят, есть такие лагеря, — потому-то и не разыскать его следов. Вполне возможно, что его влиятельные друзья из тех же органов упрятали его специально подальше. Кто-то же вел ее по жизни, помогая избежать участи других жен, и был ли это один Фатеев?

Евгения Сергеевна давно и окончательно смирилась с тем, что мужа нет. И вот ей снова подарили надежду, и еще не надежду даже, а так, крохотную возможность поверить, что не все потеряно, что есть шанс, хотя бы и один на тысячу. И радоваться бы ей, лелеять этот призрачный шанс, вынашивать в себе, как мать вынашивает будущего ребенка, мечту о счастливой встрече еще в этом мире, когда все разъяснится, и строить бы планы на будущее, на совместное будущее… Но не было ни должной радости, какую испытала бы любая женщина на ее месте и какую испытала бы она в другое время, ни суеверного языческого страха спугнуть явившуюся вдруг надежду… Куда там! Она думала, что лучше бы надежда не являлась вовсе, ибо дело, в которое оказалась втянутой и сама, получается серьезное, не обещающее ничего хорошего и мужу, если он вправду жив. А если учесть, что он уже осужден как «враг народа», что идет война… Они найдут его, куда бы ни запрятали его друзья. Найдут не только на краю света, но даже дальше…

Картина воистину вырисовывалась страшная, и не менее страшен был ее автор, Шутов, который — можно не сомневаться — доведет дело до конца. А конец так-же не вызывал никаких сомнений.