Во сне и наяву, или Игра в бирюльки

Они вскочили и были готовы, кажется, вцепиться в горло один другому, но Андрей знал, что все так и кончится руганью, взаимными оскорблениями, и на этом они разойдутся, а скорее всего — уйдут вместе, как и пришли. В конце концов, не очень-то Никола и жалеет, что проигрался, тем более что он не видел этих денег.

Сегодня — выиграл, завтра — проиграл. Обычное дело. А злился он, что Любу упустил.

— Сильно тебя Племянник сделал, — не унимался Хрящ, — Это тебе не фраеров щипать.

И тут неожиданно вмешалась Люба.

— Хватит вам, — сказала она. — Все вы хороши.

— А ты не встревай! — процедил Никола.

— А ты не гоношись, — сказал Андрей. — Получил должок — и вали отсюда, пока трамваи ходят.

— Во, точно! Получил должок! — расхохотался Хрящ.

— Блатного гонишь?.. — прищурившись, спросил Никола.

— Во-первых, я тебя не звал, — ответил Андрей. — Во-вторых, у меня дело. Да, если встретишь кого из воров, не забудь сказать, что Князь с тобой в расчете.

— А, чего там! — Никола махнул рукой. — Проиграл— значит, проиграл. Претензий не имею, давай пять.

Хрящ похлопал Андрея по плечу:

— Увидимся?

— Наверно.

— Валим, Никола. С тебя сегодня причитается. — Хрящ опять захохотал, обнял Николу, и они ушли, дуэтом напевая: «Игрались хлебные припасы, добыты потом и трудом…»

Люба пошла закрыть за ними дверь. Вернувшись, тяжело опустилась на стул, закрыла руками лицо и какое-то время сидела молча, не двигаясь. Андрей тоже молчал. Недавнее напряжение отпустило его, он чувствовал себя опустошенным. На Любу старался не смотреть, но краем глаза все-таки видел, как она уронила руки на колени и обвела комнату отсутствующим взглядом.

— А если бы он и тебя обыграл? — шумно вздохнув, спросила она.

— Не знаю, — сказал Андрей.

— Представляешь, что тогда было бы?.. Ужас, дикий ужас!.. Я бы не смогла, ни за что не смогла бы продать все это… А Пашу могли… убить?..

— Чего теперь, — сказал Андрей. — Забудь и не бери в голову.

— Я как представлю… А рожа у этого Николы!.. Бр-р-р. — Люба протянула руку и взяла камею, которая так и лежала на столе. Долго рассматривала ее, лаская глазами. — Прелесть какая! Откуда она у тебя?

— Неважно. Это тебе на память.

— Мне?!

— Да. Я все равно тебе ее вез, — солгал Андрей. А может, и не солгал. Найдя ее после Койвы в чемодане, он, пожалуй, действительно хотел подарить камею Любе. Просто боялся себе признаться в этом. Иначе почему не загнал ее еще в Свердловске, а носил в кармане, хотя понимал ведь, понимал, что рискует, что это возможная улика?..

— Такой подарок, Андрюша…

— А вот еще. — Он поставил на стол Дон-Кихота.

— Господи… А это не Фаберже?

— Понятия не имею. — Андрей пожал плечами. Он не знал, что Люба имеет в виду.

— Нет, все-таки не Фаберже, — с легким разочарованием проговорила она. — Но все равно очень мило. Очень.

Андрей отошел к окну.

Он слышал, как Люба встала, как подошла к нему сзади (дышать стало трудно, и опять дрожали коленки), однако не шевельнулся даже, застыв в каком-то тревожном, но сладостном ожидании.

Она погладила его по голове и, обнимая, прошептала:

— Милый ты мой мальчик… Повернись ко мне.

Он повернулся. Она медленно, скользя руками по его телу, опустилась на колени:

— Ты мой спаситель.

— Не надо. — Андрей попятился, но Люба крепко держала его ноги, обняв их.

— Я знала, что ты не такой, как… как все… как эти. Ты не их, Андрюша!.. Ты мой. Теперь ты мой. Я никому не отдам тебя, слышишь?.. А я твоя раба. Делай со мной что хочешь…

— Встань, — выдавил Андрей.

Люба встала. Они смотрели друг другу в глаза. Андрей не выдержал, отвел взгляд.

— Ведь ты любишь меня, да?.. — сказала она. — И тогда, раньше, любил, я знаю. Я все знаю. Молчи!.. — Она закрыла его рот ладошкой. — Это хорошо, что ты такой… У нас сегодня будет праздник, большой праздник.

Люба собрала на стол. Андрей, увидев на столе две бутылки — полную с вином и чуть начатую с водкой, — с легкой ревностью подумал, откуда они у Любы, а она, словно угадав его мысли, сказала, улыбнувшись:

— Поверишь, с прошлого года стоят, с поминок. Вот и пригодились. Были для похорон, а пригодились для праздника… — Она покачала головой. — И все это жизнь…

— Приколи брошку, — вдруг сказал Андрей.

— Это называется не брошка, а камея, — ласково улыбнулась Люба.

— Все равно.

— Потом, Андрюша. Она не подойдет к этому платью. Для такой вещи нужно одеться. А ты не думай, у меня есть десять тысяч, я кое-что успела продать…

Андрея начинал бить озноб. Он налил себе водки и выпил.

— Я красивая?.. — спросила Люба.

— Сама знаешь.

— Красивая, знаю. А ты никогда не говорил мне об этом. И зря. Женщинам надо говорить, что они красивые. Мы это любим. Может быть, больше всего любим. Наша красота ведь существует для вас, мужчин. А вы не замечаете… Давай выпьем с тобой!