Итак, существует ли ум? Невозможно сказать наверняка, существует он или нет, поэтому я воспользуюсь ради достижения целей этой книги художественной вольностью и скажу — да. Бесконечное сознание и совершенный ум — это два способа сказать одно и то же.
Совершенный ум — это истина. (
(8) Опоры иллюзии
Все есть загадка, а ключ к загадке — это еще одна загадка. У иллюзии столько опор, сколько снежинок в снегопаде. Мы просыпаемся из одного сна в другой. Игрушки, занимающие нас, разнообразны и в зависимости от нужного качества обмана более или менее утонченны. Интеллектуалу нужна изысканная наживка; позабавить горького пьяницу легко. Но каждый пьян собственным безумием, и зрелищное представление разыгрывается непрерывно, с музыкой и флагами…
Сейчас примерно полночь. Я полулежу на диване перед очагом, завернутый в шерстяное одеяло, пью вино, а на моей ноге лежит собака, и мне интересно, ясны ли мои мысли и верно ли я изложил их на бумаге, но если судить по этому осоловелому абзацу, это не так.
В данный момент меня беспокоит, достаточно ли написанного. Неважно, лишнее можно вычеркнуть позже. Настоящая проблема — это девочка, спящая в кресле и храпящая, как мультяшный злодей. Похоже, она стала жертвой какого-то сказочного заклятия: хорошенькая юная леди днем, ужасный рокочущий великан ночью. Кто-нибудь вооруженный милосердной жестокостью и скальпелем должен вмешаться и починить ей перегородку. Я осматриваюсь в поисках достаточно острого и не слишком ржавого инструмента, когда она переходит с утробного рычания на человеческую речь.
— Ох, — говорит она, потягиваясь, — должно быть, задремала. Я храпела?
— Не громче посапывания маленькой принцессы.
— Моя соседка по комнате говорит, что я храплю, как лесоруб.
— Это возмутительно. Все известные мне лесорубы спят весьма элегантно. Помню одного, мы звали его Пьер Сладкохрап. Он был таким замечательным храпуном, что люди скорее…
— Кофе есть?
— Если сваришь.
— Вы работаете над сценарием?
— Незримо.
— А собираетесь?
— Уже собрался.
— Но незримо?
— Да.
— Хорошо, мне надо идти.
— Хорошо.
* * *
Сценарий — это проект Мэгги, над которым она хочет поработать вместе со мной. Не думаю, что это к чему-нибудь приведет, но я вообще никогда не думаю, что какой бы то ни было литературный проект куда-нибудь может привести, пока это не случится, так что стараюсь ничего не отвергать сгоряча.
Она хочет написать сценарий и сдать его в одну из своих школ, потому что прошедшие отбор проекты будут финансироваться и обеспечиваться оборудованием, так что если мы напишем что-нибудь, что пройдет на конкурсе, она сможет снять свой первый фильм. Ее идеей была новая версия «Моего обеда с Андре», что имело смысл, учитывая ограниченность ресурсов. Одна сцена, пара главных героев и несколько второстепенных, ни сложных погонь, ни дорогих спецэффектов. Впрочем, проблемой было наполнить сценарий содержанием и найти кого-нибудь, способного молоть чепуху на протяжении девяноста минут, не впадая в кататоническую кому. Жюри в общем-то все равно, справится с этим Андре или нет, но потянет ли этот план Мэгги? И тут на сцену выхожу я, ее козырной туз. Обед будет не с Андре, а с Джедом.
Я отказывался на протяжении нескольких недель, но идея будто просочилась мне в мозг в качестве предположительно перспективной с точки зрения передачи информации платформы, хотя смотря какая информация. Я начал размышлять об этом, не задумываясь, будет ли реализован проект, потому что сам литературный процесс мог оказаться занятным. К тому времени, когда обдумывание зашло достаточно далеко, я понял, что в проекте нам понадобится еще и Лиза, потому что моему Андре нужна его Уолли, и это не должно было ее слишком напугать.
* * *
Если мерить сторонника теории заговора мерками его теории, то я самый чокнутый из всех. Я верю, что реальность нереальна, что нет такой вещи, как эго, и что вселенная — это просто тщательно продуманная мистификация, создаваемая таинственным кукловодом под кодовым именем Майя.
Теория заговора должна состоять из трех частей: легенда, теория и правда. Легенда — это история, в которую нас просят поверить, а теория — это история, которую мы ставим под сомнение. Правда — это незримое средоточие, которое приводится в движение совокупностью заговоров и вообще-то на удивление бессмысленное.