— Вот так оно и начинается, — замечаю я.
— Джедвайта! — торжественно произносит она.
— Джед снова что?
— Джедвайта. Как Джедвайта Веданта. Вот что на самом деле представляют собой эта книга и «Теория всего», верно? Будто вы берете адвайту и сдираете с нее все лишнее. Вот что такое на самом деле алетеология, верно? Джедвайта.
— Нет.
— Вы написали первые три книги, и это была трилогия о просветлении. Теперь вы пишете «Теорию», «Пьесу» и «Во сне», и это вроде как трилогия о царстве сновидений, верно? Итак, из обеих трилогий складывается Джедвайта, верно?
— Нет.
— Мне приобрести доменное имя? Джедвайта точка ком?
— Нет.
— Не боитесь, что кто-то другой приобретет домен и прикинется вами?
— Нет.
— Не боитесь, что кто-нибудь украдет ваше учение и запутает его?
— Нет.
— Расскажете ли вы в этой книге, что я подумала о Джедвайте? А вы хоть слушаете меня? Джед? Джед? Вы не умерли? О боже, Джед умер. Хорошо, что мы успели собрать урожай вовремя. Ладно, Майя, дорогая, можешь съесть его. Начни с лодыжек и переходи выше, но оставь мозг на завтра. Помни, дорогая, правило: мозг завтра и мозг вчера, но никогда не мозг сегодня.
Смысл творения
Следующие полчаса Мэгги записывает, потом начинает говорить, обращаясь отчасти ко мне, отчасти к себе.
— Все это довольно странно. Я имею в виду эту книгу, «Курс чудес», ведь с ней так носятся и столько умных людей относятся к ней с почтением, но для вас это просто пыльный артефакт какой-то древней цивилизации, и вы объясняете, насколько причудлива эта система верований и как примитивны и суеверны ее почитатели. Но это не древняя цивилизация, это нынешняя цивилизация, и я ее часть. А ведь мне нужно обратиться к системе верований, даже чтобы сказать нынешняя, верно?
Я осознаю, что между ее матерью и мной Мэгги, должно быть, чувствует себя третьей лишней. Ее мать для нее что-то вроде инопланетной сущности, а я в глазах Мэгги, вероятно, инопланетный похититель ее матери. Вслух об этом не говорится. Я наблюдаю их отношения и нахожу, что они довольно крепкие, но что я знаю? Мэгги пытается понять, кто она, и проводит лето со своей матерью, которая является чем-то иным, и другом семьи, который тоже кто-то иной. Я понимаю, что для молодой девушки это может быть чересчур, но она не выглядит растерянной.
— Ну, и да и нет, — отвечаю я на ее полуриторический вопрос. — Когда перестаешь навешивать ярлыки плохо, хорошо, правильно, неправильно, то все начинает оцениваться по степени увлекательности.
— Не могу с уверенностью определить, насколько это все увлекательно для меня, — говорит она.
— Возможно, все это касается нас, скорее, как творений, чем как творцов. С перспективы Брахмана мы сами и есть элементы творения. Наши собственные творения — искусство, технология, цивилизации, системы верований и так далее — всего лишь развлечения для Брахмана, пока они воспламеняют в нас страсти и делают наблюдение за нами интересным. Короче говоря, Брахман переживает творение как нас, так что наш творческий процесс более увлекателен, чем продукты нашего творчества.
— Откуда вы знаете?
— Я ничего не знаю, я просто пытаюсь сложить части головоломки так, чтобы они совпали, и так они совпадают.
^ ^ ^
— Я слегка разочарована этим списком, — говорит она. — Я думала, он будет лучше.
— Если судить по его собственным достоинствам, он на удивление хорош. Если понимать его изнутри царства сновидений, смотреть на него как на своего рода помесь христианства и нью-эйджа, то я бы сказал, что это первоклассное произведение. Если бы я был приверженцем Бога, Иисуса и Любви и захотел бы выжать из этого все, то посвятил бы себя после Библии «Курсу чудес». Немногое в нем явно неправильно, просто для очистки требуется больше терпения, чем у меня есть.
— Что насчет меня? Меня это заинтересует?
— Можешь попробовать, но ты быстро обнаружишь механическую несовместимость между собой и «Курсом» и бросишь это дело. Но причин не попробовать нет, если ты не прочь.
Она заканчивает писать, открывает чистую страницу и поднимает голову.
— Не хотели бы вы подвести итог?