И все же, тревожные колокольчики в моей голове становятся громче с каждым толчком. Но как я могу спастись от него? Как я могу прекратить это?
Мои пальцы впиваются в его рубашку, а ногти в его кожу. Он воет, но не останавливается.
Он громко шлепает меня рукой по ягодице.
― Тебе нравится по жестче, да? ― он смеется. ― Как и мне, детка.
Мужчина зажимает мне губы и нос рукой, продолжая таранить меня. Вены на его шее вздуваются на покрытой потом коже.
Мои глаза расширяются от шока, когда я возвращаюсь в реальность. Все приятные ощущения, которые он пробудил во мне, сразу же сменяются паникой. Мое тело все еще сильно одурманено, чтобы я могла сопротивляться, но я стараюсь, как могу. Я плачу, разрывающие душу рыдания сотрясают мое тело.
― Посмотри мне в глаза, ― рычит он. ― Я хочу кончить от твоих слез.
Мои легкие кричат, требуя кислорода, которого он их лишил. У меня снова дежавю. В своей голове, я снова в своей квартире, сражаюсь за свою жизнь, пока Уинстон душит меня. Я не могу поверить, что я выжила только лишь для того, чтобы умереть от рук его брата близнеца. В этот раз мне не спастись. Трэвис никогда не допустит ту же ошибку, что и его брат. Он слишком многим рискует, а еще он профессиональный убийца. С таким же успехом я могу перестать сопротивляться и смириться. Но сдаваться слишком больно.
― Да, да, да.
Он толкается в меня еще пару раз, затем замирает и кончает.
― Теперь ты моя, Дженна. Ты вся моя.
Я перестаю бороться. Мои глаза по себе закрываются. Тьма быстро приближается.
Издалека, я слышу звонок телефона.
― Бл*ть, ― ругается он и выходит из меня, его рука покидает мой нос и рот.
Я жадно ловлю воздух, кашляю и глотаю кислород, пот сочится из каждой поры на моем теле. Хоть теперь я свободна от него, у меня все еще нет сил двигаться. Наркотик все еще силен в моем теле, и он делает меня сонной. Но я борюсь. Я борюсь за то, чтобы держать глаза открытыми.
― Что, бл*ть, значит, что я должен выйти?
Трэвис запускает руку в волосы.
― Я сказал тебе дать мне двадцать четыре часа.
Он слушает ответ, а затем бросает свой телефон на койку. В лихорадочной спешке, он застегивает свои штаны, одевает меня и хватает все, что он принес мне. А затем идет к двери.
Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, лежащую на койке без движения.
― Спасибо за трах. В следующий раз я освобожу тебя.
Я только моргаю, так как у меня нет сил говорить или делать что-либо еще.
Он стучит в дверь, и она открывается.
― Прости, парень, ― слышу я, как произносит Козлиная бородка. ― Надзирательница проводит новым охранникам экскурсию по тюрьме. Она может...
Дверь закрывается до того, как я услышу что-либо еще, тьма возвращается в комнату.
Слезы облегчения текут из уголков моих глаз незадолго до того, как меня охватывает сон. Красный мигающий свет в углу комнаты ― последнее, что я вижу перед тем, как отключаюсь.
Глава 17
Я шевелюсь, но мои веки слишком тяжелые, чтобы я могла открыть глаза.
― Она просыпается.
Я не узнаю женский голос. Уже готовлюсь заставить себя открыть глаза, когда слышу другой голос, знакомый. Я замираю и прислушиваюсь.
― Хорошо. Я хочу, чтобы она встала на ноги к завтрашнему утру. Мне нужно, чтобы она вернулась в камеру.
― Не думаю, что это хорошая идея.
― Организуй это, Лейла. И никому об этом не проговорись, ― предупреждает Козлиная бородка.
― Когда я получу свои деньги? ― спрашивает женщина. ― Я рискую работой.
― Как только он мне заплатит.
― Когда? ― твердым голосом спрашивает женщина.
― Завтра, хорошо? ― отвечает Козлиная бородка жестким тоном. ― Почему она не просыпается?
Я даю им то, чего они хотят. Я заставляю себя открыть глаза. Я чувствую себя так, будто мое тело парит над койкой. Яркий свет причиняет боль глазам. Я здесь и в то же время не здесь.
На моих глазах слезы.
Пока они смотрят на меня широко распахнутыми глазами, гадая, слышала ли я их разговор, я вспоминаю, что произошло, каждую мрачную деталь того, что Трэвис сотворил со мной. Все возвращается, затопляет мой разум, оставляет меня немой от шока.
Когда я пытаюсь пошевелиться, понимаю, что одна из моих рук прикована к койке, на которой я лежу. Я все еще в яме, но главный свет горит, и я накрыта одеялом.
― Как ты себя чувствуешь, Дженна? ― спрашивает женщина, присев на корточки, чтобы быть со мной на одном уровне. У нее вьющиеся волосы цвета вороного крыла, а на ресницах слишком много туши. Я узнаю в ней одну из медсестер из лазарета.
У меня сжимается желудок, рвота поднимается вверх по горлу. Я хватаюсь за живот.
― Меня сейчас стошнит.
Она достает красное ведерко и помогает мне в него попасть. Ко рвоте, что уже в ведерке добавляется новая.
― Лучше? ― спрашивает Лейла, когда я заканчиваю.
Я ложусь, не отвечая. Испытываю отвращение, и меня тошнит от себя самой. Но, может быть, мне стоит быть благодарной, что я не мертва. План Трэвиса не сработал.
Но я не сомневаюсь, что он вернется, чтобы закончить начатое. И я не думаю, что в следующий раз мне так повезет.