Во весь голос

Исшелестен тыщей шин.

Я борозжу Париж —

до жути одинок,

до жути ни лица,

до жути ни души.

Вокруг меня —

авто фантастят танец,

вокруг меня —

из зверорыбьих морд —

еще с Людовиков

свистит вода, фонтанясь.

Я выхожу

на Place de la Concorde[2].

Я жду,

пока,

подняв резную главку,

домовьей слежкою умаяна,

ко мне,

к большевику,

на явку

выходит Эйфелева из тумана.

– Т-ш-ш-ш,

башня,

тише шлепайте! —

увидят! —

луна – гильотинная жуть.

Я вот что скажу

(пришипился в шепоте,

ей

в радиоухо

шепчу,

жужжу):

– Я разагитировал вещи и здания.

Мы —

только согласия вашего ждем.

Башня —

хотите возглавить восстание?

Башня —

мы

вас выбираем вождем!

Не вам —

образцу машинного гения —

здесь

таять от аполлинеровских вирш.

Для вас

не место – место гниения —

Париж проституток,

поэтов,

бирж.

Метро согласились,

метро со мною —

они

из своих облицованных нутр

публику выплюют —

кровью смоют

со стен

плакаты духов и пудр.

Они убедились —

не ими литься

вагонам богатых.

Они не рабы!

Они убедились —

им

более к лицам

наши афиши,

плакаты борьбы.

Башня —

улиц не бойтесь!

Если

метро не выпустит уличный грунт —

грунт

исполосуют рельсы.

Я подымаю рельсовый бунт.

Боитесь?

Трактиры заступятся стаями?

Боитесь?

На помощь придет Рив-гош[3].

Не бойтесь!

Я уговорился с мостами.

Вплавь

реку

переплыть

не легко ж!

Мосты,

распалясь от движения злого,

подымутся враз с парижских боков.

Мосты забунтуют.

По первому зову —

прохожих ссыпят на камень быков.

Все вещи вздыбятся.

Вещам невмоготу.

Пройдет

пятнадцать лет

иль двадцать,

обдрябнет сталь,

и сами

вещи

тут

пойдут

Монмартрами на ночи продаваться.

Идемте, башня!

К нам!

Вы —

там,

у нас,

нужней!

Идемте к нам!

В блестенье стали,

в дымах —

Мы встретим вас нежней,

чем первые любимые любимых.

Идем в Москву!

У нас

в Москве

простор.

Вы

– каждой! —

будете по улице иметь.

Мы

будем холить вас:

раз сто

за день

до солнц расчистим вашу сталь и медь.

Пусть

город ваш,

Париж франтих и дур,

Париж бульварных ротозеев,

кончается один, в сплошной складбищась Лувр,

в старье лесов Булонских и музеев.

Вперед!

Шагни четверкой мощных лап,

прибитых чертежами Эйфеля,

чтоб в нашем небе твой израдиило лоб,

чтоб наши звезды пред тобою сдрейфили!

Решайтесь, башня, —

нынче же вставайте все,

разворотив Париж с верхушки и до низу!

Идемте!

К нам!

К нам, в СССР!

Идемте к нам —

я

вам достану визу!

1923

Мы не верим!

Тенью истемня весенний день,

выклеен правительственный бюллетень.

Нет!

Не надо!

Разве молнии велишь

                                          не литься?

Нет!

        не оковать язык грозы!

Вечно будет

                       тысячестраницый

грохотать

                   набатный

                                      ленинский язык.

Разве гром бывает немотою болен?!

Разве сдержишь смерч,

                                             чтоб вихрем не кипел?!

Нет!

        не ослабеет ленинская воля

в миллионосильной воле РКП.

Разве жар

                   такой

                              термометрами меряется?!

Разве пульс

                      такой

                                 секундами гудит?!

Вечно будет ленинское сердце

клокотать

                   у революции в груди.

Нет!

Нет!

Не-е-т…

Не хотим,

                   не верим в белый бюллетень.

С глаз весенних

                               сгинь, навязчивая тень!

1923

Весенний вопрос

Страшное у меня горе.

Вероятно —

                       лишусь сна.

Вы понимаете,

                            вскоре

в РСФСР

                   придет весна.

Сегодня

                и завтра

                               и веков испокон

шатается комната —

                                       солнца пропойца.

Невозможно работать.

                                           Определенно обеспокоен.

А ведь откровенно говоря —

$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$совершенно не из-за чего беспокоиться.

Если подойти серьезно —

                                                  так-то оно так.

Солнце посветит —

                                      и пройдет мимо.

А вот попробуй —

                                   от окна оттяни кота.

А если и животное интересуется улицей,

                                         то мне

                                                     это —

$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$просто необходимо.

На улицу вышел

                                и встал в лени я,

не в силах…

                       не сдвинуть с места тело.

Нет совершенно

                                ни малейшего представления,

что ж теперь, собственно говоря, делать?!

И за шиворот

                           и по носу

                                             каплет безбожно.

Слушаешь.

                     Не смахиваешь.

                                                   Будто стих.

Юридически —

                              куда хочешь идти можно,

но фактически —

                                 сдвинуться

                                                      никакой возможности.

Я, например,

                         считаюсь хорошим поэтом.

Ну, скажем,

                      могу

                              доказать:

                                                «самогон – большое зло».

А что про это?

                            Чем про это?

Ну нет совершенно никаких слов.

Например:

                     город советские служащие искрапили,

приветствуй весну,

                                    ответь салютно!

Разучились —

                           нечем ответить на капли.

Ну, не могут сказать —

                                            ни слова.

                                                             Абсолютно!

Стали вот так вот —

                                      смотрят рассеянно.

Наблюдают —

                            скалывают дворники лед.

Под башмаками вода.

                                          Бассейны.

Сбоку брызжет.

                              Сверху льет.

Надо принять какие-то меры.

Ну, не знаю что, —

                                    например:

                                                       выбрать день

$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$самый синий,

и чтоб на улицах

                                улыбающиеся милиционеры

всем

         в этот день

                              раздавали апельсины.

Если это дорого —

                                    можно выбрать дешевле,

                                                                                    проще.

Например:

                     чтоб старики,

                                               безработные,

$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$неучащаяся детвора

в 12 часов

                   ежедневно

                                       собирались на Советской

$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$площади,

троекратно кричали б:

                                           ура!

                                                   ура!

                                                          ура!

Ведь все другие вопросы

                                               более или менее ясны.

И относительно хлеба ясно,

$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$и относительно мира ведь.

Но этот

               кардинальный вопрос

                                                          относительно весны

нужно

             во что бы то ни стало

$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$теперь же урегулировать.

1923

Универсальный ответ

Мне

         надоели ноты —

много больно пишут что-то.

Предлагаю

                     без лишних фраз

универсальный ответ —

                                              всем зараз.

Если

         нас

                вояка тот или иной

захочет

              спровоцировать войной, —

наш ответ:

нет!

А если

             даже в мордобойном вопросе

руку протянут —

                                на конференцию, мол,

                                                                           просим, —

всегда

ответ:

           да!

Если

          держава

                          та или другая

ультиматумами пугает, —

наш ответ:

нет!

А если,

              не пугая ультимативным видом,

просят: