«Во вкусе умной старины…»

Вообще «вертикальные» родственные связи претерпели гораздо меньше изменений, чем супружеские. Отношения старшинства соблюдались свято, и подчиненное положение младших не вызывало не малейшего сомнения, вплоть до того, что, как это было в семье князей Волконских, младшие братья и сестры, обращаясь к старшим, говорили им «Вы». Уважение же к родителям зачастую принимало показные формы. Тот же Батеньков вспоминал, как «шестидесятилетний отец не смел без благословения дедушки ни выставить, ни вставить у себя зимних рам из окон»[255]. Так что ни век Просвещения, ни либеральные толки о свободе личности до самой середины XIX века не внесли ничего нового во взаимоотношения между поколениями, разве только добавили им дипломатической тонкости. У помещика Д.А. Янькова родилась дочь. Он по обычаю пошел к отцу — спросить, как ее назвать. «Какое дать имя новорожденной — в вашей воле, — ответил отец. — Но ежели ты меня спрашиваешь, то мне всего приятнее, если назовете мою внучку именем покойного моего друга — Аграфеною»[256].

Одно из объяснений чрезвычайного сыновнего почтения в дворянских семьях — материальное. Владелец поместья, по российским законам, сам выбирал себе наследника. Угроза лишиться наследства, а значит — главной части средств к существованию, дамокловым мечом висела над головами детей, будь им 10 лет или 60. Но при этом не исключались и самые обычные — этические и религиозные мотивы сыновнего поведения, проявлявшиеся порой в самой экзотической форме. Буйный князь Живаго, поругавшись с матерью, ударил ее, но «когда опомнился, раскаялся, послал за священником, исповедовался, причастился, пошел в конюшню, позвал 12 человек прислуги и велел дать себе розгами 200 ударов, без снисхождения, пригрозив за неисполнение всех запороть»[257].

Своеобразная форма «семьи» складывалась у дворян-холостяков. Один из них — помещик П.И. Юшков — был в молодости помолвлен со своей двоюродной племянницей А.И. Нарышкиной, но «по странности своего характера» откладывал женитьбу из года в год, да так до старости и не женился. При этом он держал в доме 15–20 крестьянских девушек, которые наряжал в «европейское платье» и устраивал с ними балы[258]. Такого рода «гаремы» были явлением очень и очень нередким. Были «султаны» были в высшем московском свете (один из них — А.А. Яковлев — дядя А.И. Герцена и отец известного по «Горю от ума» помещика-«химика» — Алексея Яковлева), были и в провинции. Мемуаристы, в этой связи, вспоминали помещика Касагова, который в качестве любимой «султанши» своего гарема держал поповну[259].

И все же «гарем» — экзотика. А чаще всего холостяки имели при себе «крепостную девушку в качестве хозяйки дома»[260], как изящно выразился поэт Полонский, рассказывая о жизни своего дяди — помещика Кафтырева. Самым же колоритным «холостяком» той эпохи был Петр Алексеевич Кошкарев. До семидесяти лет он держал при себе «горничных» — молоденьких девушек из своей деревни, постепенно выдавая их замуж и заменяя новыми. При этом «хозяйкой дома» у него была солдатка Наталья Ивановна, родившая ему одну дочь и семь сыновей. Всех этих детей усыновил небогатый соседний помещик, дав им фамилию и дворянство. Насколько частым было в российской провинции такое явление, можно судить по тому, как рассказавший о Кошкареве мемуарист Неверов меланхолически добавил: «Точно так же и его брат Гавриил Алексеевич»[261].

Очерк XIII Учеба

Начнем с того, о чем мы не раз уже писали: звание дворянина обязывало к государственной службе. И даже отставка не означала полного ухода в частную жизнь. В деревне, в усадьбе, дворянин все равно находился как бы «при должности»: «отцом и благодетелем своих крестьян», отвечал за них перед государством, «рачительным хозяином и главой семейства» воспитывал молодое поколение. Одна из важнейших сословных обязанностей помещика — подготовить новое поколение дворян к будущей жизни: девочек — к семейной, мальчиков — к государевой службе.

Миновали времена, когда Петру I приходилось силой заставлять дворян учиться, запрещая неграмотным жениться и отдавая их в солдаты. К средине XVIII века пришло понимание необходимости знаний, хотя бы в минимальном объеме, для успешного продвижения по службе. Вслед за этим пришла мода на обучение языкам и, следовательно, на иностранных учителей. Мода вещь непостоянная — пришла и ушла. Но осталось понимание: хорошее образование находится где-то рядом с высоким социальным положением. При определенных условиях оно если и не заменит богатство, титул и чин, то откроет дорогу и к первому, и ко второму, и к третьему.