Во власти Давида

Погружаюсь в любимое плетение не замечая времени. Я плету брошку. Яркую бабочку. Кажется, я уже делала нечто подобное. Странное чувство, но я плету брошь «по памяти» не помня при этом ничего…

Как проходит время до вечера, даже не замечаю.

— Тая? — в спальню заходит Давид.

На нем вечерняя прохлада. Высокий, глаза горят на меня, в джинсах, в кожанке. Потрясающий мужчина! До сих пор не могу поверить, что мне достался такой красавчик!

— Красиво. — кивает на почти доделанную брошь. — Иди ко мне!

Откладываю рукоделие и подаюсь к нему навстречу. Он тут же подхватывает меня под попу, устраивает меня на своих бедрах. Целует в губы. Яростно, страстно, будто бы мы с ним год не виделись. От него пахнет улицей, от него пахнет свободой. И свежим древесным дорогим парфюмом.

— Я люблю тебя, Тая! — спускается он мне на шею, целует, обжигает своим дыханием, царапает бородой, а потом, закинув меня поудобнее и повыше, зубами прихватывает затвердевший сосок прямо через ткань футболки. — Хочу тебя, Тая! Весь день на тебя стоял! Я аж на стенку лез.

Я взвизгиваю от его прикусываний, трусь промежностью о его грубые джинсы.

Давид замечает мои действия, и не медлит больше. Доходит со мной на руках до кровати. Аккуратно перекладывает на меня, нависает сверху на сильных руках.

Тянусь расстегнуть его куртку, он помогает мне, избавляется от нее. Его мышцы на руках бугрятся из-под черной футболки-поло.

Давид задирает мою футболочку, припадает ко впалому животу, целует, кружит языком вокруг пупка. Пальцами через ткань прищипывает мои соски, доводя меня до исступления. Момент, и футболочка моя задрана выше, оголив чувствительную, розовую от его манипуляций грудь. Давид сводит полушария вместе, и погружается в них ртом, языком, губами. Ласкает, кружит вокруг, прикусывает, дует на воспаленную кожу. Так остро, так сладко. Внутри меня все простреливает медовой тяжестью, я вся извиваюсь под ним.

Задираю его футболку, руками ласкаю его заросший толстым волосом пресс. Давид рычит надо мной, поощряя мои действия.

— Приласкай его, милая!

Опускаю руку на взбухшую мужскую ширинку. Ого, какой там внушительный бугор! Дрожащими пальцами пытаюсь справиться, расстегнуть ее. И у меня получается. Вжикаю ею вниз, дотрагиваясь до возбужденной мужской плоти через боксеры. Давид рычит еще сильнее. Запускаю пальцы под резинку его трусов и…

Стук в дверь.

— Нельзя! — рычит Давид, злой как тысяча демонов, что нас прервали.

— Давид Маратович, простите пожалуйста! — раздается за дверью жалобный голос Глафиры.

— Мать твою! — материться сквозь зубы Давид, вставая с меня.

— Там Мадина приехала.

— Блядь! — еще сильнее злиться Дава.

— С вашей мамой.

— С мамой? — удивляется Давид.

— Да, с мамой и Арсением. Они в гостиной. Сказать им, что вы спуститесь позже?

— Уф… — садится Давид на кровати, широко расставив ноги и взъерошивая густые волосы. — Нет, сейчас спустимся.

— Хорошо, я им передам. И накрою к ужину.

— Давид? — трогаю я любимого за плечо.

Он накрывает мою руку своей горячей ладонью, оборачивается ко мне.

— Твоя мама и Мадина?

Дава кивает.

— А кто такая Мадина?

Глава 31

Таисия

— Мадина — вдова моего брата.

Давид еще раз взъерошивает волосы, а затем поднимается, застегивает джинсы, одергивает футболку. Одним словом, приводит себя в порядок после нашей несостоявшейся бурной связи.

— Вдова? — пугаюсь я. — Что случилось с твоим братом?

Давид садится обратно ко мне на кровать, аккуратно приподнимает пальцами мой подбородок, заглядывает в глаза.

— Его убили, Тай.

— Боже…

В глазах Давида столько боли, столько невысказанной ярости, что хочется прислонить его голову к груди и пожалеть.

— Давно это случилось?

— Нет. — отрицательно качает головой. — Около трех месяцев назад.

— Мне очень жаль, Давид… и жаль, что я ничего не помню.

— Все хорошо, Тая, — гладит меня по щеке, по волосам. — О таком лучше не вспоминать.

— А жена? Дети?

— Мадина осталась одна, — морщится слегка Давид при упоминании имени вдовы брата, — их сынишка теперь тоже без папы. Ты сейчас его увидишь. Арсений — классный малой. Он теперь мне как старший сын. — кладет Давид ладонь на мой животик.

— Бедный малыш… Вы были дружны с братом?

— Да. Мы погодки. Демид был старше меня на год, поэтому разницы особой мы не замечали. Мы были похожи внешне. Не как близнецы, но было сразу понятно, что мы братья. У нас был общий бизнес. А теперь я полностью обеспечиваю Мадину и Арсения, потому что больше некому.

— Понимаю, Давид. Это правильно, что ты не бросил семью брата после его смерти.

— Я никогда их не брошу. Арсений мне как сын, а Мадина… — Давид хмурится еще больше. — Мадина мне как сестра.

Бедная, бедная Мадина. Я не видела вдову его брата ни разу в жизни, но мне ее безумно, по-человечески жалко. Ставлю себя на ее место и сердце кровью обливается. Я не смогу потерять Давида. Это — слишком тяжело. Я слишком его люблю и ношу под сердцем его малыша. Дети не должны оставаться без родителей…

Тянусь обнять Давида сильнее, прижать к себе, ведь он тоже в зоне риска. А я этого не переживу.

— Любимая! — целует меня Давид в губы. — Пойдем вниз, не хочу заставлять их ждать.