Во власти (не)любви

Но никто и с места не двинулся, а замявшийся Горанов и вовсе, отведя взгляд, промямлил:

— Сейчас тебе действительно лучше пойти с Кнедлом, Джина… Я уверен, что далеко он тебя не увезет, мы с сиятельным князем обязательно остановим его…

Джина ушам своим поверить не могла, но Горанов смотрел растерянно и жалко, пока Вацлав не отрезал его от нее, закрыв дверь аудитории на замок.

— Тебе самой не противно от того, кого ты мне предпочла? — спросил он, быстро ведя ее по коридорам и переходам академии.

Так как шла пара, по пути им не попалось ни единой живой души — он отлично выбрал время и какая-то дьявольская, нехорошая удача ему сопутствовала. Джин не могла поверить в реальность происходящего, и осознала это, только когда оказалась на переднем сиденье подержанного серого внедорожника.

— Этот тарантас заглохнет где-нибудь по дороге! — бросила она Вацлаву, который сел за руль, пытаясь за презрением скрыть панику, неприятие и страх. — Уж если хотел бежать в свою Догму, надо было брать мою тачку!

В ответ на свою шпильку она ждала чего угодно — вспышки ярости или, быть может, какого-то, как всегда, спокойного ответа или просто молчания. Но не того, что он возьмет ее за подбородок, поцелует, и станет целовать слишком долго для того, у кого на счету каждая секунда. Джина попыталась вывернуться, но Вацлав положил ей ладонь на затылок, не давая отстраниться до тех пор, пока он сам не прервал этот странный, чужой поцелуй, в конце которого Джин, обессиленная его напором, сама ответила ему, задыхаясь от какого-то болезненно-сладкого чувства, смешавшегося с отвращением.

Отвернувшись к окну, лишь бы не видеть его четкого профиля, его внимательных серых глаз, Джина надеялась только на одно — что их остановит первый попавшийся дорожный патруль. Но надежда эта была напрасной — вместо того, чтобы поехать через город, Вацлав свернул на какую-то окольную дорогу, в буйно расцвеченный осенним увяданием лес, багрец, охра и изумруды которого совсем на чуть-чуть подсветило слабое, неверное солнце, прежде чем уйти в закат. В наступающих сумерках заладил мелкий, моросящий дождик. Маленькие капли змеились по боковому стеклу, а у Джин почему-то перед глазами как наяву встала серая площадь, алое полотнище с щитом и копьем и отталкивающий мужчина с серыми глазами, что-то яростно вещавший в пушистый ежик микрофона.

Догма.

Неужели Вацлав Кнедл действительно увезет ее в Догму? Никакой погони, ни намека на преследование. Нельзя просто так взять и унести с собой понравившегося человека… Нельзя? Вацлав Кнедл доказал, что можно. Как в каком-то дурном сне, глупом фильме, какой-то бульварной книжонке, написанной бесталанным автором…

Это так нелепо, что действительно может стать правдой.

Тем удивительнее, нереальнее была картина, открывшаяся за следующим поворотом. Перекинутый через неширокую речушку мостик оказался полностью перекрыт полицейскими машинами. Оранжево-синие вспышки мигалок прорезали темноту, высвечивая капли дождя, мелкие, словно дым. Вацлав хотел развернуться, но на дорогу позади выехали еще две полицейские машины и внедорожник, как загнанный в ловушку зверь, остановился прямо перед кордоном, перегородившим мост.

— Вацлав Кнедл, отпустите заложницу! Повторяю, отпустите заложницу, или снайпер будет стрелять на поражение! Я даю вам на раздумье десять минут!

Навязчивый, разрывающий барабанные перепонки голос из рупора повторял и повторял эти фразы, отсчитывая минуты, и Джина видела, как побледнели костяшки пальцев Вацлава, до боли стиснувших руль. Металлический голос скрежетал в голове, но Вацлав не двигался с места. Не предпринял попытки отпустить ее.

Значило ли это, что он хотел умереть? Что предпочел пулю расставанию с ней? Этот вопрос чуть было не сорвался с ее уст, но, взглянув на Вацлава, Джина придержала язык за зубами. Острая на язык Джина Моранте впервые сочла за нужное промолчать, где это было видано?

— Вацлав Кнедл, пять минут на раздумье!

Дым клубился над землей в ярком свете фар.

Внезапно из ровной линии, в которую выстроились машины и полицейские отделился один некто, вышедший на свободное пространство меж капотом внедорожника и кордоном. Это был Константин Леоне, Великий Князь Вампиров, и дождь мелкими бисеринками оседал на его черном пальто честерфилд и на темных с легкой проседью волосах.

Глядя на Вацлава через лобовое стекло, Леоне кивнул, приглашая его выйти из машины и поговорить. Когда Кнедл перевел взгляд на полицейских с оружием за его спиной, давая понять, что станет отличной мишенью для снайпера, если выйдет наружу, Леоне покачал головой. Это означало, что Его Сиятельство гарантирует Кнедлу безопасность, и слово Леоне было железным.

После этого Вацлав, уже не колеблясь, хлопнул дверцей и вышел в дождь, мельканье мигалок, звуки полицейских раций. Джина тут же принялась дергать свою дверь, но безуспешно — машину заблокировать Кнедл не забыл. Она отдала бы половину состояния своего отца, чтобы слышать, о чем говорили Константин и Кнедл, почему разговор вышел таким коротким, и что собирается делать направляющийся к машине Вацлав.