Не торопясь с ответом, отец Леси задумчиво пожевал губы, а потом вдруг сказал:
– Может, выпьем? У меня припасена хорошая настойка… для особых случаев.
Шервинский только молча кивнул. По крайней мере, будущий родственник был настроен к нему мирно.
Разлив настойку – судя по запаху, она была сделана на травах – по самым обычным стаканам, Николай Владимирович немым жестом указал на место за столом и Артур покорно сел. В полном молчании они выпили, затем отец Леси спросил:
– Любишь, значит, дочку мою?
– Люблю, – просто признал Артур.
– А я вот вспомнил вдруг, где прежде слышал твою фамилию.
По спине пробежал неприятный холодок, но Шервинский спокойно уточнил:
– И что же?
– Ты же понимаешь, что Олеся не была ни в чем виновата?
Перед глазами вдруг встало лицо Марго. То, каким он видел его в тот последний раз, когда его срочно вызвали в больницу. Мертвенно-бледное, с ссадинами и кровоподтеками от падения…
Он и сейчас не мог вспоминать об этом без кома в горле и тяжести на душе. Но теперь понимал, что никого не хочет в этом винить. Каждый из свидетелей той драмы заплатил уже достаточно.
– Я ее и не виню, – откликнулся он глухо и несколько секунд после этого ощущал на себе пристальный взгляд. А потом на него накатило облегчение, когда Александр Владимирович сказал:
– Хорошо.
Хорошо… Такое короткое, но самое желанное слово. И Артур вдруг поверил – теперь у них всех действительно все будет хорошо.
Он наблюдал, как будущий тесть снова разливает по стаканам настойку, и неожиданно даже для себя признался:
– Я был недавно у другой бывшей учительницы, Анны Николаевны.
Отец Леси резко вскинул голову. Глаза помрачнели, заставляя Артура пожалеть о сказанном.
– Она поступила подло, – сказал он неодобрительно.
– Вы знали об этом? О том, что она обвинила во всем Лесю?
– Дочь как-то раз обмолвилась. Знаешь, она всегда старается оградить меня от любого беспокойства, – губы Александра Владимировича сложились в чуть грустную, но мягкую улыбку.
Артур коротко кивнул:
– В этом вся Леся.
– Хорошо, что ты это понимаешь.
Они немного помолчали, а затем будущий тесть вдруг спросил:
– Подожди, ты сказал, что Анна Николаевна – бывшая учительница?
– Да. Она не преподает больше.
– Ты ведь не просто так о ней вспомнил? – спросил Александр Владимирович, снова изучая его глазами, в которых светилась проницательность.
– Не просто, – подтвердил Артур. – Я лишь хотел сказать, что она тоже немало пострадала. И что нам всем лучше больше не копаться в прошлом, а просто жить дальше.
Выдержав паузу, полную молчаливого понимания, Артур добавил:
– Я собираюсь перевезти вас всех жить ко мне. У меня большой дом и достаточно средств, чтобы обеспечить Любе все самое лучшее.
– Да будет так, – откликнулся отец Леси и Артур, одним махом допив настойку, встал из-за стола, чтобы пойти к своей невесте.
Она сидела у постели Любы, которая мирно спала, очевидно, устав после путешествия. Поднявшись Артуру навстречу, Леся молча провела его в соседнюю спальню и только там сказала:
– Я услышала кое-что из вашего с папой разговора…
– Подслушивать нехорошо, – насмешливо поцокал Артур в ответ языком.
– Зачем ты ездил к Анне Николаевне?
Он вздохнул. Вспоминать о том, что видел там, не хотелось, но Леся имела право знать.
– Мне просто показалось это правильным. Я хотел знать, зачем она это сделала.
– Она испугалась, – пожала Леся плечами. – Насколько помню, у нее мама болела…
– Если бы я уже не был от тебя без ума, то сейчас полюбил бы тебя ещё больше, – улыбнулся Шервинский.
– Почему?
– Потому что ты единственный человек из тех, что я знаю, у которого настолько большое и понимающее сердце.
Притянув Лесю к себе, он уткнулся губами в ее волосы и вдруг услышал:
– Скажи это ещё раз.
– Что именно? Что у тебя большое сердце? – хмыкнул Артур.
– Нет, что ты любишь меня.
– Я тебя люблю, – сказал он легко и искренне.
Такие простые слова, которые лишь рядом с Лесей обретали особый смысл.
Слова, которые готов был повторять ей бесконечно.
Эпилог
Решение сделать ремонт и перестановку в комнате Марго далось Артуру легче, чем он ожидал.
Годами он не позволял никому касаться этой комнаты, даже пересекать ее порога не давал ни единому человеку. Годами вещи дочери оставались на тех местах, где были при ее жизни. Годами он убеждал себя, что этот своеобразный мемориал – его связь с той, кого было не вернуть.
Но теперь все изменилось. В его дом перебрались Леся и ее семья. Его семья. Настоящая новая семья, а не то призрачное прошлое, в котором он сам себя запер на долгое время. И вот теперь настал час перемен. Настал час попрощаться с тем, что он охранял, точно дракон – сокровище. Попрощаться и отпустить то, к чему не было возврата.
Впервые за прошедшие с момента смерти Марго годы он распахнул в ее комнате шторы, позволяя солнечным лучам осветить место, которое когда-то было наполнено смехом и радостью. Марго была именно такой – очень живой, подвижной и неунывающей. А он погрузил ее комнату во мрак точно так же, как погрузил в него собственную душу.