Ударилась бедняжка о сползшую металлическую решетку головой. Памятка – шрам от брови до подбородка. Антипова в тот день все утро у Седмицы проплакала. Только волны речные знали, что с ее мужем и дочкой произошло. Пугающая непостижимая странность ведных дней заключалась еще и в том, что гадающие могли и не видеть друг друга на Седмице. Их словно разные измерения отделяли. А может, так и было на самом деле! Не верилось женщине, не могли ж в самом деле ведьмы невинную малышку наказать! Ждала Юрьевна, что вернут ей ребенка, смилуются. Такое ведь раньше с другими уже было. Решила она, что сходит на «службу» и обратно на берег ждать вернется. Вошла Антипова на стадион, где работала уборщицей в душевых при бассейне. Проходя за живой изгородью кустов, увидела щенка. Он лаял и пытался что-то тащить из образовавшейся ямины. Детская маленькая ручка еще цеплялась за траву вокруг гнилого стока. Ребенок задыхался, его судьбу решали минуты. Силы Юрьевне не занимать, вытащила девочку одним махом и чуть с ума от радости не сошла. Решила, что сжалились над ней речные ведьмы, дочку вернули. Хоть и слышала в шорохе волны: «Не сейчас, не сейчас». То, люди говорят, ведный знак. Пропавшие на Седмице иногда проявлялись в самых неожиданных местах. И шрам у девочки был на левой стороне, как у Яночки. Да только этот кровавый и по форме не такой. Она это с горечью поняла, и грезы исчезли. Прижимала к себе Раиса Юрьевна чужого ребенка, но так похожего на ее дочку. Слишком велико было искушение.
Исстрадалось ее материнское сердце. Украла она ребенка. Без врача сама выходила в маленькой комнатке – дежурке у душевых. Каморка эта была с душем и унитазом, кроватью, столом с электроплиткой, стулом и табуреткой. После того, как названная Яна очнулась, ничего она не помнила. Ее детские воспоминания, самые ранние стали связаны с капающей водой.
– Помню эту непрерывную капель с потолка, – поведала взрослая Яна-Галина. – Вода по подставленному желобу стекала прямо в душевую. Ударяясь о жесть, выводила: «То-ня, то-ня, то-ня». Из шлепающих и звонких звуков складывалась печальная музыка. Песня Тони, как я ее назвала. Помню, запах сырости, от которого все время мокло в носу. Сердитые искры из розетки, когда мама пыталась варить суп. Они вплетались в общий звуковой шум: «Цыц, то-ня, цы-ц». Ох уж этот мамулин суп, первое и второе вместе. Из чего бы он ни готовился, выглядел всегда одинаково. Один мой знакомый сказал: «Судя по его внешнему виду, смотрю, супу поплохело. Но, зажмурив глаза, все же из вежливости попробовал. Ничего вкуснее и в ресторане не подают!» Я вот почему говорю об этом, – Яна-Галина смутилась. – Может, это важно, лжеСветлана как-то спросила у мужа: «Не опасно ли включать проржавевшую электроплитку у Тони, и не обвалится ли капающий потолок». Я случайно услышала кусок их разговора. И еще он, муж ее то есть, посетовал, что из мебели у Тони остался стол и табурет. Кровать, мол, в хлам, непригодна, придется другую каким-то образом протаскивать. Мне вспомнилось про дежурку, когда они тихо переговаривались про «пятизвездочную конуру в тихом безлюдном месте». Мы недолго жили в дежурке. Потом с мамой и бабушкой поселились в маленьком домике на окраине города. Там в саду было просто чудесно! И помню, как лет десять, наверное, мы с мамой приходили на Седмицу в ведные дни. Поплакать, она говорила. Теперь я понимаю по кому, по своей родной дочери… О-хоюшки, я к чему все это, может преступники спрятались на заброшенном стадионе? Там все закрыто, опечатано, но умеючи лазейку можно найти. Плана бывшего кирпичного завода Воробьевых с их складами и подвалами не сохранилось. Мне мамушка рассказывала, когда бассейн строили и подземные спортивные помещения, сталкивались с настоящими лабиринтами. Если убийцы такой нашли, могут годами в нем жить, используя проходящие рядом городские коммуникации. В их поисках полиции могут помочь только старожилы местные. У мамы Раи спросите, она родилась в прямом смысле на бывшем кирпичном.
И еще одну новость сообщила нам Яна-гинеколог:
– Как, вы говорите, ее зовут, Марина? По некоторым подмеченным признакам – тошноте и прочему, как врач, могу с уверенностью сказать, что она беременна. Когда при ней пошутила об этом, она разнервничалась. Начала уверять, что съела что-то не то. И мне показалось, она была напугана и озадачена.
Заведующий кардиологическим отделением разрешил нам поговорить с Раисой Юрьевной. Она охотно отвечала на вопросы Крынкина и вообще перед всеми заискивала.