Во власти страха

Потом она встретила Ника. Свою первую настоящую любовь – истинную, всепоглощающую, безумную. И эта любовь была предана. Не с другой женщиной, нет. Но для Сакс, может, это было еще хуже. Ник оказался продажным полицейским. И причинил зло многим людям.

Знакомство с Линкольном Раймом спасло Амелию в профессиональном и личном смысле. Хотя их отношения тоже были откровенно нетрадиционными.

Нет, собственные история и опыт не позволяли Сакс читать нравоучения Пам. Однако она была не способна медленно водить машину, колебаться перед тем, как высадить ногой дверь в чрезвычайных обстоятельствах, и удержаться от высказывания своего мнения. Если только девочка… девушка вообще придет.

Наконец она пришла, опоздав на пятнадцать минут. Сакс ничего не сказала, только встала и обняла ее. Объятие не было отвергнуто, однако Сакс ощутила, как напряглись плечи Пам. Обратила внимание, что девушка не сняла пальто, лишь стянула вязаную шапочку и встряхнула волосами. Сняла и перчатки. Это означало: я ненадолго, какими бы ни были твои планы. И лицо ее казалось слишком серьезным. У Пам была красивая улыбка, и Сакс нравилось, когда ее губы изгибались полумесяцем. Но сегодня этого не произошло.

– Как Оливетти?

– Хорошо. Говард купил детям новую собаку, Джексон будет играть с ней. Марджори сбросила десять фунтов.

– Я знаю, она старалась. Изо всех сил.

– Да. – Пам быстро просмотрела меню.

Сакс поняла, что она не собирается ничего заказывать.

– Лону лучше?

– Состояние все еще критическое. Не приходит в себя.

– Скверное дело, – сказала Пам. – Я позвоню Рейчел.

– Она будет довольна.

Девушка подняла взгляд.

– Послушай, Амелия. Я хочу тебе кое-что сказать.

Хорошее или плохое?

– Извини за слова о тебе и моей матери. Это было несправедливо.

Собственно говоря, Сакс не восприняла эту фразу болезненно. Она понимала: это было оружием, направленным на то, чтобы уязвить и прекратить разговор. Она подняла руку.

– Ничего. Ты была зла.

Пам кивнула – мол, да, была зла. А ее взгляд говорил о том, что зла она до сих пор, несмотря на извинение.

Вокруг них парочки и семьи – родители с детьми всех возрастов, – тепло одетые в зимние свитера, пили кофе и какао, ели суп, жареные сандвичи с сыром, болтали, смеялись и шептались. Все это казалось совершенно обыденным. И очень далеким от драмы, разыгрывавшейся за столом, где сидели Сакс и Пам.

– Должна сказать тебе, Амелия, что ничего не изменилось. Мы уезжаем через месяц.

– Через месяц?

– Кончается семестр. – Пам не хотела вступать в спор. – Амелия. Прошу тебя. Мы поступаем правильно. Я счастлива.

– А я хочу сделать так, чтобы ты и дальше оставалась счастливой.

– Так вот, мы это и делаем. Уезжаем. Решили сначала отправиться в Индию.

Сакс даже не знала, есть ли у Пам загранпаспорт.

– Послушай. – Амелия вскинула руки. Этот жест отдавал отчаянием, и она их опустила. – Уверена, так ты испортишь себе жизнь. Не думаю, что это следует делать.

– Ты не можешь мне указывать.

– Я не указываю. Но могу дать совет тому, кого люблю.

– А я могу его отвергнуть. – Пам вздохнула. – Думаю, нам лучше какое-то время не разговаривать. Вот и все… Я расстроена. И совершенно ясно, что тебя злю.

– Нет. Ничуть. – Сакс потянулась к руке девушки, но Пам предвидела это и отдернула руку. – Я беспокоюсь о тебе.

– Не о чем беспокоиться.

– А я беспокоюсь.

– Потому что я для тебя ребенок.

«Да, раз ведешь себя по-детски». Сакс сдержалась, но потом подумала: «Время сжимать кулаки».

– Ты росла в очень тяжелых условиях. Ты… ранима. Не знаю, как еще это выразить.

– Опять за старое. Наивная? Дурочка?

– Нет, конечно. Но твои обстоятельства были тяжелыми.

После побега из Нью-Йорка, по плану террористов, в составлении которого принимала участие мать Пам, обе они ушли в подполье в маленькой общине в Ларчвуде, штат Миссури, находящемся к северо-западу от Сент-Луиса. Жизнь девочки представляла собой сущий ад – насаждение идей о превосходстве белой расы, прилюдные наказания за непочтительность. Учившиеся дома сыновья членов общины изучали фермерское дело, торговлю недвижимостью, строительство. А Памми, как девочка, могла научиться только стряпать, шить и вести уроки в домашней школе.

Те годы, когда формируется личность ребенка, она провела там – несчастная, но при этом решительно настроенная порвать с общиной ультраправых фундаменталистов. В двенадцать лет она тайком удрала из дома, чтобы купить «демонические» книги о Гарри Поттере, «Властелина колец» и «Нью-Йорк таймс». И не терпела того, чего ждали многие другие девочки. Когда один из самозваных священников хотел коснуться ее груди, чтобы проверить, «бьется ли ее сердце для Иисуса», Пам безмолвно приказала ему убрать руки, глубоко порезав его, предплечье ножом с выдвигающимся лезвием, который до сих пор носила с собой.

– Я уже сказала тебе, все это в прошлом и не имеет значения. С этим покончено.

– Имеет, Пам. Для тебя это были очень тяжелые годы. Они подействовали на тебя так, что ты даже не представляешь. Чтобы избавиться от этого, потребуются годы. И тебе нужно рассказать Сету все о жизни в общине.

– Нет. Не нужно.

Сакс продолжала ровным тоном: