Во власти тирана

Я улыбнулась сквозь слезы и повисла у него на шее. Поцеловала в губы отчаянно, яростно – будто в первый раз. А он отстранился и тяжело сел на лавочку.

— Мне что-то с сердцем плохо, Оленька… совсем давит…

— Денис! Все в порядке! В порядке… Я за водой сбегаю!

Оставила его на лавочке и заторопилась в ларек за бутылкой воды.

Мы сидели на лавочке вдвоем, с бутылкой воды, и наблюдали, как к набережной стекаются другие полицейские машины. Все же, Тимур Алексеевич Молчанов был важной персоной. Его не могли отправить в следственный изолятор просто так.

— Надо было его утопить, — наблюдая за тем, как Молчанова пересаживают в бронированную черную машину, понуро сообщил Казанцев.

— Нет, не надо, — отчаянно покачала головой я. — Это чревато судом. Я не хочу, чтобы ты пошел в тюрьму из-за никчемного человека. Пусть они сами с ним разбираются.

Телефон завибрировал звонком от Виталика.

— Оля, спроси у мужа, пиво покупать? Я уже у вас на вокзале! — бодро выкрикивал в трубку мой братец-бездельник.

— Водки пусть берет. Две бутылки, — фыркнул Казанцев. — Не прогадает.

Я шумно выдохнула.

— Лучше водки, Виталик. Много.

— Ну, водки, так водки, — хмыкнул брат. — Кстати, погодка у вас тут чудесная! Самое время второй пляжный сезон открывать.

— Он у тебя всегда такой пофигист, Оль? — поморщился Казанцев.

— Да.

— И в кого он такой? Не в отца точно. Я твоего папу помню. Хороший человек был, дельный. И дисциплину любил.

Мы переглянулись и заулыбались.

Солнце продолжало слепить глаза и нагревать воздух. Море тихо шелестело, чайки метались в поисках обеда, а одинокий военный корабль застыл у линии горизонта. И только разбросанные по стоянке пятитысячные купюры, да стоящие поодаль полицейские машины напоминали о том, что пять минут назад я была в страшной опасности.

— Тебе мороженого купить, Оль?

— Купи. Только можно, на этот раз я с тобой пойду?

— Нужно. Теперь я тебя одну точно никуда не отпущу.

Денис поднялся с лавочки и протянул мне руку. Я улыбнулась, сжала его крепкие пальцы, и мы медленно побрели в сторону стеклянного ларька с мороженым.

Глава 62. Молчанов и его женщины

Тишина в комнате для допросов давила на виски.

— Тимур Алексеевич, скажите, зачем? — поднял глаза на хирурга начальник секретной службы. — Зачем вы все это затеяли? Ведь у вас было все, чего только может пожелать душа. Неужели вы поставили под угрозу свою жизнь ради одной единственной женщины? Все ради Оли?

Молчанов вздрогнул. Он был уже совсем не тем светским львом, который покорял сердца женщин. Бледное, осунувшееся лицо, угасший блеск в серых глазах – несколько месяцев в заточении и попытки к бегству давали о себе знать.

— Не произносите больше это имя, — понуро потребовал он. — Хотите, чтобы я оперировал, я буду оперировать. Только уберите из моей квартиры жену и ребенка. Я их ненавижу. Мне лучше одному.

— Мы не уверены, что после случившегося сможем доверять вам операции, Тимур Алексеевич. Сейчас вас отправят домой, к жене и сыну. На вас наденут электронный браслет, который не позволит вам выходить из квартиры. До выяснения обстоятельств вы останетесь под жестким контролем властей. В квартире работает видеонаблюдение, так что постарайтесь без глупостей. Еще раз сбежать вам не удастся.

— Делайте, что хотите, — пожал плечами Молчанов.

Охранник надел на него наручники, и скоро черная бронированная машина везла Тимура Алексеевича по заснеженной Москве в элитную квартиру с видом на Кремль.

Ему было все равно. Ольга, его одержимость, больше не была прежней. Она оказалась беременной. Молчанов ненавидел беременных, они вызывали у него эстетическое отвращение. Нет ничего хуже вида женщины, ожидающей потомство. Может, если бы Оля не сбежала от него год назад, он бы согласился потерпеть ее состояние ради того безумного желания иметь ребенка, которое сводило ее с ума. Они бы дождались декабря, отправились бы к его маме в Нью-Йорк и зачали одного единственного ребенка. Ради Оли он был готов потерпеть. Но теперь все померкло.

Настя встретила их на пороге. Бледное, осунувшееся лицо, дрожащие руки – казалось, ее добрая улыбка угасла навсегда. Полный горечи взгляд блуждал по Молчанову, ища хоть каплю раскаяния.

Но Тимур Алексеевич без приветствия прошел в спальню. Ему не хотелось ничего объяснять. Он чувствовал к жене отвращение.

— Тимур… — беспомощно всплеснув руками, бросилась следом Настя. — Я так волновалась за тебя все эти дни, Тимур…

Он резко обернулся.

— Собирай вещи. Я больше не хочу тебя видеть. Возвращайся к маме.

Ее губы жалко задрожали.

— Но… как же… а дети? Как я буду одна с двумя детьми?..

— Государство платит пособия. Устроишься на работу. Как-нибудь справишься… Уйди, Настя. Я очень устал и хочу побыть один.

Она вышла из спальни, как во сне. В голове шумело. Набатом било и взрывалось осознание – он ее не любит. Никогда не любил. Он до сих пор любит Ольгу.